ГЛАВА 12

Хождение Ленина по мукам. Самозванцы. Сон в летнюю ночь.

1

— Ну что, Лева, как там наш батяня? — спросил Ленин вошедшего к нему в кабинет Каменева.

Было начало мая 1919-го; Каменев только что вернулся из Гуляй-Поля. Как все, кто ездил в гости к Нестору Ивановичу Махно, он был бледен от беспробудного пьянства и еле дышал от сытости.

— Все тип-топ, Ильич. Батька обещал бить Григорьева в хвост и в гриву.

(Григорьев был мятежный атаман.)

— Весело небось было, — проворчал Ленин с плохо скрываемой завистью и снова уткнулся в бумаги, от которых его оторвало появление Каменева.

— А то! Батька у Деникина обоз с вином отбил. Коньяк, натурально, французский, бургундское, шамбертен... Омары, паштет из гусиной печенки... — Каменев облизнулся и закатил глаза к потолку. — Ананасы в шампанском...

— Замолчи; я из-за тебя статью испортил, — оборвал его Ленин.

В Москве было голодно; который месяц большевики пили один неразбавленный спирт, и слушать этот гастрономический бред было выше сил человеческих. А ведь Лева Каменев никогда не был чревоугодником; если уж его так проняло...

— А повара у батьки! — соблазнительным шепотком продолжал Каменев. — Масло как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком... Два куска съел, а третий к щам приберег...

— Неужели верно говорят, что у батьки гарем из красавиц? — угрюмо спросил Владимир Ильич. С кончика пера стекла безобразная жирная клякса; он порвал очередной лист, швырнул в корзину для бумаг.

— Прекрасные девушки, — вздохнув, сказал Каменев. — Маникюр умеют и шьют как в Париже. Вот, гляди, какую они мне штучку подарили... — На нем был необыкновенной красоты шейный платок — муарово-серый, в вышитых розовых бутончиках. — И пляшут, и поют, и на гитарах играют...

Обессилев, Владимир Ильич внимал пению этой сирены, и лицо его жалобно кривилось; и вдруг он вскочил, отшвырнул перо и схватился за свою кепку.

— Еду! — сказал он Каменеву. — Еду в Гуляй-Поле. В конце концов, мне положен отпуск! — Он не брал отпуска ни в семнадцатом, ни в восемнадцатом; а ведь право человека на оплачиваемый отпуск было провозглашено еще на Втором съезде РСДРП.

— А кто ж будет управлять государством? — растерялся Каменев.

Свердлова к тому времени уже не было в живых; коллеги наивно полагали, что он умер, простудившись на митинге.

— Ты и будешь, — сказал Ленин и, видя, что Каменев трусит, прибавил для его успокоения: — Ежели что — советуйся с Троцким.

Поезд подъезжал уже к Гуляй-Полю; виднелись крепкие, хорошие избы, крытые железом, сады, ометы соломы... Погода стояла великолепная; Владимир Ильич, облокотясь о раму спущенного окна, жадно вдыхал свежий воздух и вспоминал обстоятельства своего знакомства с Махно. Сколько он с тех пор ни слушал аппетитные рассказы большевиков, навещавших батьку, ему все не верилось в эти гаремы и оргии: ведь Нестор Иванович поначалу был совсем, совсем другой человек...

Их встреча состоялась больше года тому назад в Кремле; у Ленина только что выдалась редкая минута спокойной работы в одиночестве, но Фотиева, его секретарь, вошла в кабинет и доложила, что к нему пришел посетитель. Владимир Ильич проворно убрал в нижний ящик стола фляжку с коньяком, стакан, две колоды карт, складную шахматную доску, пилочку для ногтей, связку старых любовных писем, завернутый в бумажку шмат сала, журнал «Дом и усадьба», стопку пикантных парижских открыток, початую банку с консервированными персиками и сказал:

— Просите.

Фотиева повернулась и вышла, всем своим видом демонстрируя неодобрение.