Написал сверху размашистое «Письмо к съезду», перечитал и сделал приписку:

«А Феликсу я не верю, и вы не верьте. Феликс хочет власти. Доказывать я это сейчас не буду, а просто говорю, что я тебе, Феликс, не верю, и не люблю тебя, Феликс. И в партию тебя больше не возьму. Товарищи, не слушайте Феликса! Он не железный, железных не бывает. Он деревянный, а это неинтересно».

Подумал еще чуть-чуть и приписал для бодрости:

«Главное — хвост пистолетом! В. Л.»

Он еще раз перечел письмо. Вроде бы все там было, но чего-то не хватало. Чего? Он никак не мог сообразить; он стал думать обо всем подряд. Мысли разбегались. «Если письмецо от Алешки придет — хранили чтоб до моего возвращения...» (Он все ждал ответа на свое письмо племяннику в Австралию.)

Вечером 20 октября Ленин неожиданно приехал в своей кремлевский кабинет. Старательно имитируя дряхлость и усталость, поднялся по знакомой лестнице, открыл дверь, выдвинул ящик стола, положил туда письмо к съезду, пошарил, выгреб то, за чем ездил... Три источника и три составные части, так и лежавшие все это время в столе, никуда, слава богу, не делись. Наперстки еще могли пригодиться в новой жизни, которую он намеревался начать.

Он ушел бы уже тогда, но возникли непредвиденные сложности — за работой Лепешкина следили в три глаза, и только к январю наконец готова была тайная дверь в ограде, замаскированная под секцию забора.

Утром 21 января Ленин чувствовал страх и радость. Все должно было получиться, не могло не получиться.

«Кузнеца», — написал он левой рукой на бланке Совнаркома. Лепешкин впрягся в санки и повез Ленина кататься. Ленин смеялся тонким идиотическим смехом.

Как только они свернули за первый поворот, Ильич ткнул Лепешкина тростью в спину:

— Гони, мать твою! К забору!

Лепешкин припустил рысью. Охрана отстала.

— Там... кони ждут, — обернувшись, выпалил Лепешкин. — Я приготовил все...

— Молодца. Самому-то есть потом куда деться?

— А то! — закричал Лепешкин и поскользнулся. Сани опрокинулись, Ленин выпал в снег. Сзади догоняла охрана.

— Беги, идиот! — заорал Ленин.

Грянул выстрел. Лепешкин бежал ровно, как конь, бросив ненужные сани. Ильич, путаясь в тулупе, поспешал следом. Забор был уже близко. Около него топтался высокий мужик, в котором Ленин с удивлением узнал Железняка. Матрос давно скрывался, разочаровавшись в большевизме, и считался убитым.

— Я уж устал тут, — сказал Железняк. — Быстрей, быстрей...

Ленин и Лепешкин выбили фальшивую секцию ограды и плюхнулись в сани.

— Гони! — заорали они хором.

— Стоять! — кричали из Горок.

— Выкуси! — ответил Ленин. — Поздно! Во тьме ночной пропал пирог мясной!

ГЛАВА 14

Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить.

— Если он поднимет восстание, — робко сказал Зиновьев, — за ним пойдут миллионы.

— Пойдут, пойдут, обязательно пойдут! — кивнул Каменев.

— Молчать, предатели! — прошипел Феликс. — Трусы, ничтожества! Кто за ним пойдет? Кто поверит, что это он?

— Других таких нет, — хором сказали Каменев и Зиновьев.

— И не будет! — рявкнул Дзержинский. Он уже знал, что делать. Скульптору Збарскому в ночь на 22 января был заказан гипсовый Ленин в натуральную величину. Его планировалось выставить на Красной площади, дабы все желающие могли убедиться: Ленин мертв и любой живой Ленин — фальсификация.