|
Я готов был услышать любой ответ, любой довод, любой намек, но… этого я никак не ожидал. Моей первой реакцией, как я уже сказал, было потрясение. Потом меня охватило негодование и, наконец, оцепенение. На сей раз мое замешательство вызвано было не необычностью слов Леппринсе, а тем, что раскрыли мою тайну. Разве это не было правдой? Разве не любовь руководила всеми моими поступками, заставила найти Марию Кораль, неумолимо влекла в кабаре, в пансион, в ее мрачное пристанище, вопреки всякой логике, вопреки человеческому благоразумию? И разве не одолевали меня в последние дни сомнения, нелепая робость и слепое упрямство, отвергавшее перст судьбы? Разве?.. Нет, я не хотел думать об этом. Мне казалось, будто у моих ног разверзлась земля и я, охваченный страхом, балансирую на самом краю пропасти. Мне не хватало решимости поверить в такую возможность. Леппринсе же, напротив, не боялся бросить вызов судьбе. Как я завидовал и завидую по сей день той твердости духа, которую он проявлял в решающие минуты.
— Ты заснул, Хавиер? Его спокойный, участливый голос вывел меня из раздумий. — Прошу прощения, но… Ваши слова повергли меня в смущение. Он рассмеялся, считая мое замешательство ребячеством. — Ты ведь не станешь отрицать, что я прав? — Я… я почти совсем не знаю ее. Как вы могли подумать? — Хавиер, — возразил он, — мы ведь не дети. Существуют факты, а факты упрямая вещь. Они неколебимы, как эта колонна. Я понимаю твои сомнения, но, отвергая факт, ты не решаешь проблемы, уверяю тебя. — Нет, нет! Это безумие! Пусть все идет своим чередом! — Ну хорошо, оставим этот разговор, — сказал он, вставая. — Извини, мне нужно пойти позвонить. Только не убегай, ладно? — Не беспокойтесь. Он намеренно оставил меня одного, чтобы дать возможность поразмыслить. Не знаю, о чем я думал в те минуты, но когда он вернулся, в голове моей все еще царил полный хаос, хотя я несколько успокоился. — Прости, что задержался. Так о чем мы говорили? — спросил он с ласковой иронией. — Послушайте, Леппринсе, в голове у меня полная неразбериха, не терзайте меня. — Я же сказал, оставим этот разговор. — Боюсь, что теперь уже поздно. Вы правы: факты упрямая вещь. — Так, значит, ты признаешь, что любишь Марию Кораль? — Нет… не совсем так. И именно это меня смущает. Я еще не разобрался как следует. Не отрицаю, я испытываю к ней довольно глубокие чувства. Но любовь ли это или нечто преходящее, не знаю. К тому же одно дело любить, а другое — жениться. Любовь воздушна, эфемерна, а женитьба — дело серьезное. На нее не решишься с бухты-барахты. — Тебя никто и не заставляет решать с бухты-барахты. Взвесь все как следует и поступай, как подсказывает тебе здравый смысл. В конце концов не на мне же ты собираешься жениться, — пошутил он, — так что можешь передо мной не оправдываться. — Я советуюсь с вами как с другом, — сказал я, отнюдь не склонный к шуткам. — Во-первых, кто такая Мария Кораль? Мы ее почти не знаем, а то немногое, что нам известно, вовсе не располагает к столь ответственному шагу. — Да, ты прав, прошлое у нее туманное. Но мне кажется, да по-моему, тебе тоже, что она только и мечтает порвать со своим прошлым и начать новую, достойную жизнь. Мария Кораль чиста и добра душой. Но так или иначе, ты сам должен решать такой вопрос. Упаси меня бог давать тебе советы, я не хочу, чтобы ты потом в чем-нибудь меня упрекал. — Пусть так. Теперь перейдем ко второму вопросу. Что я могу предложить ей? — Достойное имя, отличную репутацию, а главное, себя самого, честного, доброго, умного, образованного молодого человека. |
