Потом подарки потихоньку разворачивались, но не все сразу, а по очереди, медленно. Каждый развернутый подарок встречали общим восторгом, все его обсматривали со всех сторон и только после этого приступали к следующему.
Дядя Сережа уже через пять минут после начала церемонии скидывал сюртук, закатывал рукава и перемещался на пол — именно там происходило самое интересное. Туда, где нужно было помочь распаковать, показать, завести, не дать сломать…
Он уже за несколько дней до Рождества начинал предвкушать эти минуты и волновался: а вдруг его подарки не понравятся, а вдруг не поделят чего его любимые, но не всегда дружные племянники?
А еще у них был целый ритуал осмотра елки.
Каждая сделанная детскими руками игрушка должна быть по достоинству оценена, каждую следовало подержать в руках, поцокать языком, выслушать историю создания, и это несмотря на то, что еще вчера эти игрушки делали всем миром.
Но кроме самоделок на елке были еще и другие чудеса. Шикарное навершие — огромная золотая шестиконечная звезда, такая красивая, что просто дух захватывало, когда ее закрепляли на верхушке елки. Картонажные ордена, их особенно любили мальчишки, потому что с ними можно было поиграть — после выигранной серьезной солдатиковой битвы их генералу Кольке или Ване прикалывался Владимир, и они сразу становились как будто даже ростом повыше.
Всякие бонбоньерки и прочие коробочки в виде туфелек, бутылочек, сердечек и розочек.
Ну и готовые игрушки из ваты. У каждого были свои любимцы. Наташе нравился месяц со звездами, она называла его «месяц-месяцович» и требовала повесить пониже, чтоб она сама могла до него достать руками.
А Софья очень любила клоуна и, наоборот, требовала повесить его повыше — чтоб никто его не трогал. А Ванька любил будочника. Он висел вместе со своей будкой на елке, как на боевом посту. И Ваня утверждал, что если не он, то все игрушки на елке перессорятся…
Еще на елке были хлопушки, в которых запрятано столько интересного! А еще конфеты. А еще гирлянды. И свечи…
Свечей, правда, было немного, потому что мама очень боялась пожара и разрешала их зажигать только один раз и буквально на несколько минут.
А вот стеклянных игрушек на елке не было. Один раз детей взяли с собой в гости сразу после Рождества. Был праздник у папиного знакомого из Германии. И там на елке висели настоящие стеклянные шары. Блестящие, ровные, гладкие — они завораживали взгляд, глаз не оторвать. Их так и хотелось облизать, но и потрогать не дали, даже к елке подойти, ее огородили пуфами и ширмочкой, не подберешься.
— Мама, а можно мне посмотреть вон тот шарик? — шепотом спросил Ваня у мамы.
— Нельзя, Ванечка, такие шары стоят целое состояние.
Ваня надулся и пробурчал:
— А зачем их тогда на елку повесили? Лежали бы себе в банке…
Очень кстати кто-то ему недавно рассказал, что состояния хранят в банках. Мама хихикнула, а уже дома рассказывала папе:
— Нет, ну правда, зачем они их вешают на елку? А вдруг ветка обломится? А вдруг елка упадет?
Папа ответил непонятно:
— Престиж.
А мама все недоумевала:
— Нет, я понимаю, украшения демонстрировать. Но их же можно по наследству передавать, продать можно…
— В банк положить, — не удержался папа.
— И ничего смешного! Ваня все правильно сказал! Сто рублей за шарики, это же немыслимые деньги… На эти деньги можно три граммофона купить, у людей пенсия семь рублей в месяц!
Граммофоны в России стоили целое состояние. Например, за простенький граммофон «Монархъ-Олимпiя» просили 26 руб. 75 коп. А вот самой продвинутой новинкой 1910 года, уверяет «Огонек», был «Монархъ-Гигантъ-Люксусъ» — в корпусе орехового дерева Modern, с иголкой «непортящийся „Сапфиръ“» и рупором (то есть сам`ой медной трубой) «Тюльпанъ». |