– Хорошо! – фыркнула Элин.

Она сказала все, что хотела, и встала с кресла.

– Нет! – остановил ее Макс, и Элин уставилась на него, догадываясь, что он собирается сказать еще что-то, но, поскольку надо говорить на чужом языке, должно быть, подбирает слова.

Она не хотела уходить, она любила его, она жаждала услышать, что он скажет – даже пусть это будет только требование отработать положенный срок в Италии. И она осталась в кресле.

Теперь, как ей казалось, если Макс и питал какие-то надежды на то, что он ей небезразличен, он с ними распростится. Она ожидала вспышки уязвленной гордости от этого итальянца: сейчас он будет говорить ей «мисс Толбот»… сейчас он скажет, что увольняет ее. Но странно, ничего подобного не последовало. Откинувшись на диване, положив на подлокотник руку, он несколько долгих мгновений изучал ее выразительное лицо, а потом тихо сказал:

– Ты прекрасна, Элин, ошеломительно прекрасна. И вся – комок нервов.

– Нет! – запротестовала она, не успел он договорить.

– Да. Я причинил тебе много зла, а теперь хочу исправить его. И, – добавил он с улыбкой, которая почти обезоружила Элин, – должен сказать, что я тоже нервничаю.

– Ты? Тебе-то из-за чего нервничать? – спросила она и была готова откусить себе язык, потому что невольно призналась, что ужасно волнуется.

Если Макс и заметил это, то не подал виду. Теперь он сидел в напряженной позе, оставив попытки казаться невозмутимым.

– Я очень многого хочу от тебя – тебе… нам совершенно необходимо… – сказал он, а Элин глядела на него, думая, что ослышалась, – я очень многого хочу, и прежде всего – доверия, о котором ты только что говорила.

Ну, разумеется, горько усмехнулась про себя Элин. Она глядела на него и сомневалась в здравости собственного рассудка, который убеждал, что Макс сейчас сделал ей… некое предложение! Она была в полной власти Макса тогда, в шале. Тогда он отказался от нее, но теперь передумал и решил довести интрижку до конца!

– У тебя, конечно, уже готов план завоевания этого доверия? – саркастически поинтересовалась она, тогда как оставшаяся в ней частица разума предупреждала: ей лучше сейчас встать и уйти.

Она беспомощна перед ним. Вставай, Элин. Вставай и уходи, пока не поздно! Пока он не загипнотизировал тебя и не подчинил своей власти…

– У меня нет плана. – (Макс не обратил внимания на ее сарказм – на самом деле он, кажется, знал ее настолько хорошо, что ожидал именно такой реакции. Более того, он решил спрятать подальше свою гордость и принять все, что она скажет. Да поможет ей небо, неужели он так сильно хочет затащить ее в постель? Странно… Однажды она была в его власти, но…) – У меня нет плана, – твердо повторил он, – никакого плана, кроме того, чтобы сказать тебе всю правду.

– Это будет приятное разнообразие! – разразилась она новой вспышкой сарказма.

Но он снова сдержался и даже мягко улыбнулся, заверяя:

– Поверь мне, моя милая, обычно я не лгу. – Элин выделила из сказанного «моя милая» и приказала себе встать, пока может, но тут Макс добавил: – Вот видишь, что ты сделала со мной чуть ли не с первой встречи!

Она сделала с ним? Теперь уже поздно – она не способна сдвинуться с места. Она бросила взгляд в его сторону – у Макса был искренний вид. И Элин, хотя рассудок, если не сердце, кричал, что пора опомниться, осталась.

– Э-э… боюсь, я… э-э… не… – Голос изменил ей.

Но Макс, казалось, даже приободрился.