– Ну так мы проследим, чтобы он получил это место.

– О, Макс, – просияла она, любя его еще больше. – Но Гай действительно блестящий дизайнер, – сочла необходимым добавить Элин.

Тем больше причин принять его на работу, – улыбнулся Макс и, наслаждаясь ее радостью, продолжал:

– Когда твой отчим оправится настолько, что будет в состоянии говорить со мной на эти темы, я мог бы обсудить с ним возможность сотрудничества. Я предложил бы ему место консультанта по художественному конструированию в моей фирме.

– Правда? – возбужденно воскликнула она.

– Я уверен, что у него огромный опыт, накопленный годами, и этот опыт не должен пропадать даром, – пояснил Макс. – Но любимая, – продолжал он, не спуская с нее нежного взгляда, – сейчас ты интересуешь меня больше, чем кто-либо иной, так что вернемся к нашему разговору. Знай же, что тогда в Кавалезе я был так переполнен чувствами, что ничего не соображал.

– Но что-то же вернуло тебе способность мыслить?

– Увесистый лыжный ботинок, который швырнула в меня некая зеленоглазая блондинка. Тогда я понял, что, черт возьми, мои душа и тело принадлежат этой женщине!

– Так вот когда ты понял!

– Я любил тебя почти с самого начала – теперь я знаю. Но тогда это было как вспышка яркого света, в котором я увидел, что люблю тебя, – и не смог бежать за тобой… потому что ты меня покалечила.

– Прости, прости, прости, – взмолилась она и потянулась, чтобы смущенно поцеловать его.

– Любимая Элин! – прошептал он и долго целовал ее. Когда он оторвался от нее, щеки Элин были пунцовыми. – На чем я остановился? – спросил он сдавленным голосом.

– Ты меня спрашиваешь? – удивилась еще не пришедшая в себя Элин.

Ее развеселил смех Макса. Но тут он вспомнил:

– Да, так вот. Я был совершенно не в состоянии передвигаться – я был привязан к дому.

– О, Макс! – воскликнула Элин, снова приходя в ужас от мысли, что все это сделала она. – Прости меня!

– Ты лучше потом поцелуй меня, – предложил он, ухмыльнувшись, и продолжал: – Дома, сходя с ума от мыслей о тебе, я попытался сосредоточиться на чем-то другом и позвонил Фелиции – распорядился отменить мою поездку в Рим и привезти мне работу. – Он улыбнулся. – Но ты настолько завладела моими мыслями, что, прежде чем Фелиция добралась до меня, я уже звонил тебе. Я хотел попросить, поскольку не могу приехать сам, чтобы ты приехала ко мне.

– Милый, – горевала она, – а я бросила трубку.

– Кажется, я упоминал твой дивный темперамент… – великодушно простил он ее. – Тем не менее я выяснил, что новость о моей травме уже достигла тебя и что ты ей не поверила.

– Нет, – призналась она.

– И кто бы мог винить тебя за это? Однако, поскольку реакция на новый звонок была бы прежней, мне оставалось только ждать. Завтра, говорил я себе, ты все узнаешь.

– Фелиция?.. – догадалась Элин. – Поскольку ты не мог ступить на ногу, ты решил, что назавтра Фелиция, возможно, расскажет мне обо всем?

– Что значит «возможно», милая Элин! – возмутился он. – Я все продумал еще до ее приезда. Она должна была особенно подчеркнуть серьезность моей травмы, рассказать, как я споткнулся о лыжный ботинок, и тогда, я надеялся, ты более благосклонно выслушаешь мое официальное предложение.

Официальное предложение? У нее екнуло сердце.