– И пусть будет страшно. Страх – это не грех. Грех совершается тогда, когда мы бездействуем, когда не решаемся сделать то, что должно сделать, что правильно.

Ричиус Вэнтран печально улыбнулся.

– Моя родина, – сказал он. – Арамур…

– Ты нам нужен! – умоляюще воскликнул Джал, забывший про кровь и слезы, покрывшие его лицо. – Пожалуйста!

– У меня нет армии.

– Мы найдем тебе армию. – Джал сел и снова посмотрел в лицо своему королю. – Ты возглавишь Праведников Меча.

– Они меня не примут.

– Примут. Я их заставлю! – Джал обхватил Вэнтрана за плечи, и двое измученных людей почти упали друг другу в объятия. – Вы – король, государь.

* * *

Дети смеялись, собаки лаяли. Веселье Фалиндара выплескивалось за его стены, наполняя ночь добротой и радостью. Мирное предложение Пракстин-Тара настроило осажденных на праздничный лад. Цитадель сияла от свечей и факелов. На каком-то дворе играла музыка. Стоя там, откуда открывался вид на океан, Алазариан слышал веселый смех танцующих женщин. Он повернулся спиной к цитадели и поднял воротник, пытаясь защититься от ночной прохлады. Подняв камень, он сбросил его с обрыва и стал смотреть, как он летит далеко вниз, в окутавшую океан тьму.

Ричиус Вэнтран оттолкнул его. Алазариан проехал столько миль ради этой встречи, он вынес предрассудки Джала и покушение Шинна, он совершил чудо, добившись расположения Пракстин-Тара… Он сделал так много, и только для того, чтобы его отвергли! Мрачное настроение Алазариана окончательно испортило ему вечер. Он был рад, что Пракстин-Тар остановил свою войну, но его миссия заключалась в том, чтобы принести мир в Нар, а не в Люсел-Лор. В этом он потерпел неудачу, и она была невыносима.

Тень Фалиндара легла ему на плечи, пригибая к земле. Совсем недавно это фантастическое сооружение внушало благоговейный трепет, но теперь оно превратилось в памятник его глупости, и Алазариану не хотелось на него смотреть. Ему не хотелось танцевать, не хотелось быть с трийцами… Он мог только лелеять обиду.

Алазариан горько засмеялся.

– Видел бы меня сейчас Лет! Он бы сказал, что я веду себя как ребенок. – Он поднял новый камешек и бросил его вниз. – А я и есть ребенок, идиот!

Вернувшись в Арамур, он снова встретится со своим так называемым отцом, но на этот раз уже как Праведник Джала. Он поднимет на Лета оружие и сделает все, что в его силах, чтобы выиграть войну Бьяджио. Да, он будет рисковать жизнью, но Алазариан вдруг почувствовал, что совершенно не боится смерти. У него нет матери, которая его любила бы, жизнь не хочет давать ответ ни на один вопрос, и весь проделанный путь оказался напрасным. И хотелось Алазариану только вернуться в Нар во главе какой-нибудь армии. Чтобы Лет увидел его таким, с мечом в руке.

А дед? Что подумает о нем Тэссис Гэйл? Алазариан не питал ненависти к старому королю – он ненавидел только Лета. Старика он жалел. Дед убит горем и повредился умом, и его старческий маразм вынудил императора действовать. В свое время Тэссис Гэйл совершил немало зверств. Наверное, он не меньше Лета заслуживает смерти, но в старом короле ощущалась какая-то жалкая невинность. Будь он в здравом рассудке, все обстояло бы иначе.

Алазариан посмотрел на свои руки и вспомнил о том, как его отчитал Вэнтран. Может ли он исцелить деда? Возможно ли такое? Его силы велики, но вряд ли он смог бы исцелить не только больное тело, но и больной разум. Джал говорил, что разум – это душа, а душа находится в ведении Бога.

– Ну, я не Бог, – сказал Алазариан, – но, может быть… Он нахмурил лоб. Есть вероятность, что он сможет помочь старику.