Барбара Вайн. Правила крови
Ричарду и Патрисии, лорду и леди Эктон, с любовью и благодарностью
1
Кровь — вот что будет главной темой. Я принял это решение еще раньше, чем начал писать книгу. Кровь в метафизическом смысле, как средство передачи наследуемого титула, и кровь как переносчик наследственного заболевания. Теперь мы говорим о генах. Но не в XIX веке, когда родился, вырос и, если можно так выразиться, достиг величия Генри Нантер. В те времена говорили о крови. Хорошая кровь, плохая кровь, голубая кровь, это в крови, хладнокровно, кровавая драма, кровь не водица, кровавые деньги, кровное родство, плоть и кровь, написано кровью — список идиом поистине бесконечен. Интересно, которые из них можно применить к моему прадеду? Я не уверен, что он мне понравился бы, хотя до сих пор мне казалось важным условием испытывать симпатию — или, по крайней мере, восхищение и уважение — к человеку, биографию которого я пишу. Возможно, на этот раз достаточно всего лишь интереса. А поддерживать его будет не трудно. Я решил описать жизнь Генри только потому, что обнаружил: он девять лет содержал любовницу, а когда умерла его невеста, женился на ее сестре (кстати, подарив ей то же самое обручальное кольцо). Разумеется, я знал — как и все мы, — что он был выдающимся врачом, известным в свое время специалистом по заболеваниям крови, лейб-медиком королевы Виктории. Мне было известно, что за его заслуги Виктория даровала ему звание пэра, унаследованное мною, и что место в Палате лордов он занял в 1896 году. Я знал, что у него было шестеро детей, в том числе отец моего отца, а умер он в 1909-м. Но, несмотря на прижизненную славу, знакомство с Дарвином и дружбу (судя по упоминаниям в письмах) со многими известными людьми, в том числе с Т. Г. Хаксли и сэром Джозефом Базалгеттом, а также на то, что он был первым доктором медицины, получившим наследуемый дворянский титул — великий хирург Джозеф Листер удостоился этой чести годом позже, — я не рассматривал его как первого кандидата на жизнеописание. Первым у меня значился Лоренцо да Понте, либреттист Моцарта. Прелюбопытнейшая личность: лишенный духовного сана священник, политический диссидент, дамский угодник, владелец магазина и винокурни, профессор музыки Колумбийского университета. Работа над его биографией могла привести меня в Италию или даже в Вену, но я с сожалением отказался от нее. У меня недостаточно знаний в области музыки. А потом пришло письмо от моей сестры. Наша мать умерла в прошлом году. Саре пришлось — как говорит моя жена, эта обязанность всегда ложится на плечи женщин — разбирать ее личные вещи и решать, от чего следует избавиться, а что сохранить. Среди вещей обнаружилось письмо нашему дедушке от нашей двоюродной бабушки Клары. Сара подумала, что оно меня заинтересует. Она даже написала: «Раз уж ты отказался от автора “Женитьбы Фигаро”, то почему бы не заняться прадедом?» Я никогда прежде не видел писем Клары — откуда? — но у меня сложилось впечатление, что она вела обширную переписку. Наверное, в свое время моя мать занималась тем же, чем теперь моя сестра — разбирала вещи тестя, вернувшегося из Венеции, чтобы умереть дома, — и наткнулась на письмо, которое просто забыли выкинуть. Тот факт, что Клара, четвертая и самая младшая дочь, называет его не «отцом», не «папой», не «папочкой», а «Генри Нантером», несколько смущает и беспокоит меня, но в то же время будоражит воображение. Странно, правда? Старая дева, как выражался мой отец, не очень образованная, тихо и незаметно жившая в Лондоне, никогда в жизни не работавшая и умершая в возрасте девяноста девяти лет, пишет брату об отце в таких выражениях, словно это просто знакомый, который не вызывает у нее особой симпатии. |
