Когда вахтер, чуть ли не извиняясь, перепилил цепь ножовкой, директор школы провел с Хейлином долгую воспитательную беседу и велел написать сочинение о правах рабочих, что сам Хейл никак не считал наказанием, даже наоборот. Вместо требуемых десяти страниц он накатал целый трактат почти на полсотни страниц с подробными сносками, и примечаниями, и цитатами из Томаса Пейна и Франклина Рузвельта. Он с нетерпением ждал следующего десятилетия. Все изменится в шестидесятых, говорил он Френни. И, если им повезет, они будут свободны.

Хейлин происходил из богатой, привилегированной семьи, но отвергал привилегии и презирал богатство. Ходил буквально в лохмотьях и в старых ботинках с дырками на подошвах. Он хотел лишь одного: завести собаку и перейти в обычную школу. Родители отказали ему и в том, и в другом. Его отец был крупнейшим акционером одного очень известного международного банка, чей главный офис располагался в Манхэттене с 1824 года. Хейл ужасно этого стыдился. В старших классах он даже подумывал официально сменить фамилию на Джеймс или Смит, чтобы ничто не связывало его с семьей Уокеров и их постыдной алчностью. Он доверял Френни в частности и потому, что ее совершенно не впечатлял внешний лоск. Ее нисколько не интересовало, что он живет в пентхаусе на Пятой авеню и что у его отца есть дворецкий, обучавшийся в Оксфорде и щеголяющий в сюртуке визитке и начищенных до блеска ботинках.

– Это ж сколько мороки, – всегда говорила Френни.

И самое главное, у них была общая страсть к науке. Сейчас Хейлин изучал воздействие марихуаны на потребление калорий. На данный момент он набрал пять фунтов веса меньше чем за месяц, пристрастившись не столько к траве, сколько к пончикам с джемом. Он был добродушным и очень спокойным, если не рассуждал о биологии, несправедливости или своей верности Френни. Он ходил за ней следом, как преданный пес, и его, кажется, совершенно не волновало, что он выставляет себя на посмешище. Когда они были вместе, его глаза загорались неукротимым огнем, и Френни это пугало. Как будто в нем жил еще один Хейлин, его скрытое «я», питаемое эмоциями, с которыми они оба были еще не готовы столкнуться.

– Расскажи мне о себе все все все, – часто просил ее Хейлин.

– Ты и так все обо мне знаешь, – отвечала Френни. Он знал ее лучше, чем кто бы то ни было. Может быть, даже лучше, чем она знала себя сама. И это тоже пугало.

В отличие от Френни и Джет Винсент чувствовал себя в школе совершенно непринужденно. Он начал учиться играть на гитаре и тотчас же превзошел своего учителя, и уже очень скоро толпы влюбленных девчонок ходили за ним по всей школе. Его интерес к магии проявился достаточно рано. Он вынимал монетки из ушей одноклассников и зажигал спички, просто дуя на них. Со временем его способности развились. Одним только взглядом он мог вырубить электричество во всем доме Оуэнсов: сначала лампочки начинали мигать и искрить, а потом выключались совсем. Запертые двери открывались сами собой, окна распахивались настежь, когда Винсент находился поблизости. Френни неоднократно пыталась его расспросить, как он всему этому научился, но он не желал раскрывать свои методы.

– Догадайся сама, – говорил он с улыбкой.

Винсент повесил табличку на дверь своей комнаты: «Входи на свой страх и риск», но Френни вошла и устроила обыск.