— А вот и наш Ромео, — услышал он голос Виталика Большого. Следом пробасил Али:

— Ромео, где твоя Джульетта? И снова голос Виталика:

— Разве я сторож Джульетте моей?

— Эй, вы, — сказал им Виталик Маленький, — уймите свою прыть, а не то я вас уйму.

Друзья подошли ближе: он стоял, сжав кулаки.

— Смотри-ка, маленький, а какой дерзкий, — отметил Али.

— Слушай, видели мы сегодня твою армянскую Джули, — сказал Виталик Большой, — ты знаешь, а она ничего!

Неуклюжий комплимент обезоружил влюбленного. Прилагая усилия, чтобы не улыбнуться, он спросил:

— Где видели?

— Мимо нас прошла, Али на нее так засмотрелся, что чуть не упал.

— Это верно, — подтвердил Али, — теперь мое сердце разбито — не знаю, как жить дальше буду. Я не могу мешать счастью друга. Но если будешь настолько благороден, что позволишь мне открыть ей свое сердце, ты настоящий друг. Пусть она сама выберет из нас того, кто ей больше нравится.

— Поздно, — обронил Виталик Маленький, — я с ней только что целовался.

— Иди врать, — недоверчиво сказал Виталик Большой.

— Чтоб ты умер, если я вру, — поклялся Виталик Маленький, — у меня даже помада на губах, наверное, осталась.

Али подошел ближе и, повернув лицо Виталика к свету, стал исследовать губы, потом даже понюхал.

— Похоже, — наконец сказал он и завистливо добавил, — везет же некоторым. Вот не понимаю, что она в нем нашла.

Али пошел рядом с Виталиком Маленьким, то и дело поглядывая на него.

— Эй, — окликнул его Виталик Большой, не двигаясь с места, — ты куда?

— Как куда — в общагу, — ответил Али.

— А девушки как же? — возмутился Виталик Большой. В ответ Али пропел:

— Ну а девушки, а девушки потом.

— Он еще удивляется, почему его девушки не любят, — заметил Виталик Большой и поплелся за друзьями, — девушки любят постоянство в мужчинах, они ценят верность, целеустремленность, ум, искрометный юмор. Еще немного — и они бы вышли. Ромео, между прочим, свою месяц обхаживал.

Ислам проснулся в первом часу ночи и, как ни пытался, не смог больше заснуть — ворочался с боку на бок, немилосердно скрипя пружинами кровати. От давешней боли в ногах осталось тупое, ноющее воспоминание. Поняв, что заснуть не удастся, он оделся и тихой сомнамбулой, на ватных ногах вышел на улицу. Проходя мимо застекленной комнаты дежурной по общежитию, с удивлением обнаружил там Али: оживленно жестикулируя, он что-то рассказывал Эльзе, видимо, что-то неприличное — вахтерша жеманно смеялась и махала на него рукой. Узрев товарища, Али заговорщицки подмигнул ему, но рассказ свой не прервал. Ислам вышел на крыльцо и вдохнул полной грудью ночной воздух. Ветер был со стороны нефтепромыслов (в Баку с любой стороны нефтепромыслы), поэтому отдавал мазутом — несмотря на это, вдохнул с наслаждением — после спертой атмосферы общежития любой воздух для него был хорош. Ислам вырос на море, в городе, лежащем на равнине между Каспийским морем и Талышскими горами, и долго не мог привыкнуть к специфическому бакинскому воздуху, отдающему нефтью. Он постоял немного на крыльце, глядя на ночной город. Повсюду мерцали и переливались огни. Где-то вдали полыхал огромный факел, озаряя неровным светом полнеба. Он постоял так около получаса и вернулся в комнату.

В отличие от Ислама, Виталику часом позже удалось проскользнуть мимо Али незамеченным — для этого ему пришлось опуститься на корточки и таким образом проследовать мимо окон комнаты дежурной, где Али речитативом произносил слова Низами, обращенные к зевающей Эльзе:

На светящемся циферблате наручных часов был час ночи.