Не в силах больше ждать, Джуно решила его подтолкнуть:

– Это та самая женщина, которая звонила тебе на прошлой неделе, да? Которая уговаривала тебя вернуться в Нью-Йорк? – она осеклась. Черт подери, что она городит? Женщина, на поиски которой он приехал в Англию, не может звонить ему из Нью-Йорка. Надо же хоть чуть-чуть соображать.

Джей устало вздохнул и ответил:

– Звонила Мария, Джуно. Моя сестра.

– О! – она смотрела, как он пальцем провел вдоль линии жизни на ее ладони, а потом отпустил ее руку.

– О'кей, ты все узнаешь, – он поднялся на ноги. – После смерти отца старуха хотела выкинуть эту папку, но Мария спрятала ее и отдала мне пару месяцев назад. Она обещала матери не говорить мне об этом ни слова. Они все поклялись.

Он принес свой портфель и открыл его. Там среди глянцевых фотографий, сделанных в разных странах мира, лежала потрепанная от времени папка. Джей протянул ее Джуно.

Джуно почувствовала, что прикасается к тому, что представляет для него такую же ценность, как свитки Мертвого моря. Он отошел на другой конец кухни и там стоял в тени, глядя, как она перебирает сложенные потертые страницы. Никогда в жизни она не узнала бы, что значит настоящая трагедия, если б не взяла в руки эту папку, на обложке которой красовался безобидный розовый слоник и стояло одно-единственное слово «Джей». Это была сцена из сериала «Династия».

Джуно развернула первую вырезку из «Дейли ньюс» и, прочитав напечатанный огромными буквами заголовок: «ПАССАЖИР ОСТАВЛЕН В ЗАЛЕ ОЖИДАНИЯ», поняла, что тайна Джея еще более фантастична, чем она предполагала.

Заметка была напечатана 15 сентября 1970 года. В ней говорилось, что в зале ожидания аэропорта найден новорожденный младенец в сумке. Заметка сопровождалась черно-белой фотографией улыбающейся стюардессы с крошечным большеглазым ребенком на руках. Заголовки в других газетах гласили: «Ребенок остался – мамаша улетела», «Мать-путешественница разыскивается», «Невостребованный багаж», «Поиски мамы малыша Джея не увенчались успехом», «Все его наследство – прядь волос». Постепенно заметки становились все короче, в них говорилось, что вероятность найти мать ребенка крайне мала. Младенец будет передан на воспитание, а впоследствии может быть усыновлен, если в течение шести месяцев его мать не обнаружится. Кроме того, в папке было несколько фотографий мальчика, играющего возле целой горы игрушек, сидящего на коленях у большого светловолосого мужчины – образчика мужской красоты и стати, в расклешенных джинсах и рубашке с вытянутым воротником, по моде семидесятых годов.

– Это твой отец? – Джуно вынула фотографию. Джей кивнул.

– Так, значит, это твои приемные родители? – Джуно понимала, что вопрос дурацкий, но от потрясения не могла собраться с мыслями.

– Сейчас по закону штата Нью-Йорк найденышей нельзя усыновлять – можно только брать на воспитание. Это делается на тот случай, если родной матери вдруг вздумается вернуть ребенка, – он говорил подчеркнуто бесстрастно: своего рода необходимый юридический комментарий. – Но в те годы брошенный ребенок приравнивался к сироте, и его можно было усыновлять. Мой отец мечтал о сыне, а мать больше не могла иметь детей после рождения Джадин. Она согласилась на мое усыновление – но при условии, что мне никогда не скажут правду о моем происхождении. Она не могла примириться с тем, что я безродный подкидыш, скорее всего, рожденный во грехе, а не выходец из семьи добропорядочных американцев ирландского происхождения. Она никогда никому не проговорилась. Они даже переехали после моего усыновления, чтобы соседи ни о чем не догадались.

– И ты не знал, что ты приемный сын?

– Я начал что-то подозревать после того, как отец потерял работу.