Изменить размер шрифта - +
) Кроме того, он вызывает подозрения. У меня такое чувство, что он — теневой лидер Партии юных консерваторов, которая устроила большой бал в Гринволле в прошлую субботу. Помимо того, что он состоит в Увеселительном комитете, я понятия не имею, чем он вообще здесь занимается, и в конце концов, как говорит Джуди, и знать на самом-то деле не хочется. Просто хочется, чтобы настал уже декабрь, просто хочется убраться отсюда. Потому что я не знаю, сколько еще смогу пить пиво и смотреть, как он ставит рекорды в «Поулпозишн», вот где он — настоящий профи.

Я спросила его об этом как-то ночью, в ответ он лишь пробурчал что-то односложное. «Но что еще делать в колледже, кроме как бухать пиво или вспарывать себе вены?» — подумала я про себя, когда он встал, подошел к игровому автомату и закинул еще один четвертак. Я перестала жаловаться.

Девчонка, которая покончила с собой, получила то же послание, что оказалось в ящике каждого из нас, о том, что она в самом деле умерла и что панихида будет в Тишмане. Я упомянула об этом как-то вечером, когда мы с Шоном пропускали по пиву в «Пабе» для разгона перед вечеринкой, и он посмотрел на меня и фыркнул: «Смех. Ну, дела». Мог бы просто фыркнуть: «И чего?»

Поэзия продвигается. Курить я так и не бросила. Джуди говорит, что Роксанн сказала ей, что Шон банчит драгсами.

— По крайней мере, брейк не танцует, — отвечаю я.

 

Шон

 

Я еле волочу ноги, а Лорен вышагивает в горку к дому Витгорио. Уже конец октября, но на улице не слишком холодно, тем не менее я сказал ей надеть свитер, вдруг, мол, похолодает, когда мы пойдем домой. Когда я ей это говорил, то был в футболке и джинсах, и она спросила, пока мы одевались в ее комнате, с какой это стати она должна надевать свитер, если я в одной футболке, почему мне должно быть удобно, а ей — нет. Я не мог сказать ей правду: мне не нравилось, что Витгорио будет пялиться на ее сиськи. Так что я вернулся к себе в комнату, надел старую черную куртку, а вместо кроссовок мокасины — дополнительный штрих, лишь бы угодить ей.

Теперь куртка обернута вокруг талии, рукава хлопают по бедрам, пока мы поднимаемся в горку. Я начинаю идти медленнее, надеясь, что вдруг мне удастся отговорить ее идти на вечеринку Витгорио, вдруг она передумает и вернется со мной обратно в кампус. И иду-то я только потому, что знаю — это для нее многое значит (хотя мне не понять почему) и это последняя вечеринка у Витгорио, потому что в воскресенье он возвращается обратно в Италию и его сменит какой-то алкаш, которого уволили из Гарварда (я узнал это от Норриса, который в курсе всех преподавательских сплетен). Я подхожу к воротам, за которыми тропинка к двери дома Витгорио. Она продолжает шагать, затем останавливается, вздыхает и не поворачивает обратно.

— Ты уверена, что тебе это надо? — спрашиваю.

— Мы уже говорили об этом, — отвечает она.

— Я, пожалуй, передумал.

— Мы уже пришли. Мы заходим. Я захожу. Я следую за ней к двери.

— Если он к тебе только прикоснется, я кишки из него выпущу. — Я снимаю куртку с талии и накидываю на плечи.

— Что ты сделаешь? — спрашивает она, звоня в дверь.

— Не знаю.

Я разглаживаю куртку. На случай, если не смогу решить вопрос, я захватил кокса, но ей об этом не сказал. Интересно, будут ли здесь девушки.

— Ты ревнуешь меня к моему преподавателю поэзии, — говорит она. — Поверить не могу.

— А мне не верится, что он тебя практически насилует на этих гребаных семинарах, — громко шепчу я ей. — И ты прешься от этого, — добавляю.

— Бог ты мой, Шон, ему же почти семьдесят, — говорит она.

Быстрый переход