|
Поздно. Полпервого. В соседней комнате кто-то слушает новую пластинку Talking Heads. Докуриваю сигарету и закуриваю другую. Гляжу на Шона. Он виновато отводит взгляд. Облокачивается головой о стену. Кот Сары, Сеймур, подходит к кровати и запрыгивает мне на колени, мяукая от голода. Тереблю кошачью голову и перевожу взгляд на Шона. Он снова смотрит на меня, затем опять в ту же точку на стене, в которую таращился прежде. Он знает: я хочу, чтобы он ушел. У него на лице полное понимание; одевайся, иди же, думаю я. Зеваю. В соседней комнате заедает пластинку, начинается снова. Мне не хочется, чтобы он видел меня голой, так что я натягиваю простыню до подбородка.
— Скажи что-нибудь, — говорю я, поглаживая кота. — Типа чего? Кот смотрит на него и мяукает. — Типа почему мы всегда в моей комнате? — спрашиваю я. — Потому что у меня ужасный сосед-француз, вот почему, — отвечает он. — Он ужасный, потому что француз? — Да, — кивает он. — Господи. — Гляжу на сигарету, которую держу; на моем запястье покачивается золотой браслет. Он смотрит на меня. Он знает, что я курю, только чтобы его позлить, выдувая дым в его сторону. — Знаешь, что он сделал? — спрашивает он. Принюхиваюсь к своему запястью, затем к пальцам. — Что? — Завтра ведь Хеллоуин, так он купил в городе тыкву, понадрезал, напялил на нее французскую шапку — эдакое шапо, знаешь, эдакий беретик, — надел, значит, его на гребаную тыкву, а позади написал: «Париж — это навсегда». Это самое продолжительное, что я от него когда-нибудь слышала; я под впечатлением, но помалкиваю. Почему это Виктор встречается с Джейме? Мне он нравится больше, чем ей. Сумасшествие. Я концентрируюсь на Сеймуре, который довольно мяукает. — Что может быть хуже соседа-парижанина? — спрашивает он. — Что? — выказываю я минимум интереса. — Сосед-парижанин с личным телефоном. — Это надо будет обмозговать. — Что может быть хуже соседа-парижанина с личным телефоном? — Что? — раздраженно спрашиваю я. — Шон? — Сосед-парижанин, у которого личный телефон и шарф вместо галстука, — говорит он. В соседней комнате кто-то заново ставит первую сторону. Я вылезаю из постели. — Если услышу эту песню еще раз — заору. Надеваю халат, сажусь в кресло у окна, мне хочется, чтобы он ушел. — Поехали в «Прайс-чоппер», — предлагаю я. Теперь он усаживается. Он определенно знает: мне хочется, чтобы он ушел. Он знает, что мне ужасно этого хочется, как можно скорее. — Зачем? — спрашивает он, глядя, как Сеймур забирается к нему на колени и мяукает. — Потому что мне нужны тампоны, — привираю я. — И зубная паста, кошачья еда, сигареты, вода «Эвиан», арахисовая пастила в шоколаде… — Я дотягиваюсь до сумочки и, черт подери… — Но, кажется, у меня нет денег. — Купи в кредит, — говорит он. — Господи, — шепчу я, — ненавижу, когда ты язвишь. Он спихивает кота с кровати и начинает одеваться. Тянется за трусами, запутавшимися в простыне, надевает их, а я его спрашиваю: — А кота почему ты спихнул с кровати? — Потому что мне так хотелось? — отвечает он вопросом на вопрос. — Иди сюда, кисонька, иди сюда, Сеймурчик, — зову я. Мне тоже опротивел кот, но я притворяюсь заботливой только для того, чтобы позлить Шона. |
