На пороге Афродита на мгновение остановилась. Возможно, это была привычка, усвоенная в молодости, когда для заработка было так важно оказаться замеченной, а может быть, в этот момент она тоже волновалась. Черный шелк и бриллианты придавали ей какой-то мистический вид, она была словно персонажем мрачной сказки, и неожиданно Мариэтте захотелось быть точь-в-точь такой, как она.

– Мариэтта, Франческа, идите, познакомьтесь с матерью. – Голос леди Гринтри был таким же спокойным, как и всегда, но даже в ее улыбке чувствовалась некоторая скованность. Она была матерью сестрам с тех пор, как Мариэтте исполнилось два года, а теперь ей приходилось уступать дорогу другой матери. Однако все считали, что в жизни сестер ничего не изменится – Афродита лишь просила, чтобы дочерям позволено было узнать о ее существовании.

Испытывая смущение, Мариэтта направилась к Афродите.

– Мэм, – проговорила она и присела в реверансе.

Афродита порывисто протянула к ней руки:

– Боже, какой красавицей ты выросла! Правда, ты и прежде была красивым ребенком...

– Мэм. – Франческа оставалась на почтительном расстоянии, видимо, не испытывая порыва энтузиазма Мариэтты.

– Франческа, дитя мое! Столько времени прошло...

Но Франческа так и не вышла вперед, а вместо этого оглянулась на дверь, явно желая поскорее оказаться где-нибудь в другом месте; зато Мариэтта не ощущала такого беспокойства.

В глазах Афродиты стояли слезы: как-никак она снова обрела своих дочерей, снова почувствовала себя матерью.

– Мы направляемся на венерин холмик, – заговорщицки проговорил он, – тебе там понравится.

Мариэтта наслаждалась необычной фантазией, как вдруг какой-то звук вернул ее в кресло в гостиной. В вестибюле послышались голоса, они приближались, а затем она услышала крик и топот.

Мариэтта быстро села, а когда окончательно вернулась в реальность, поднялась с уютного кресла и поспешила к двери. Хотя Добсон запретил ей покидать комнату, она решила, что его слова не распространяются на чрезвычайные ситуации.

Открыв дверь, Мариэтта увидела весьма странную картину. Добсон стоял на коленях и прикладывал большой кусок полотна к ране распростертого на полу мужчины. Рядом стоял слуга, держа за руку уличного мальчишку. Дверь на улицу была широко распахнута, в нее задувал холодный ветер.

Мариэтта быстро подошла к двери и закрыла ее, затем приблизилась к раненому, намереваясь спросить Добсона, нужна ли ее помощь... И застыла на месте. Кожаные ботинки, темные брюки, пиджак, запачканный кровью.

Неужели это Макс?

Ее сперва бросило в холод, затем она почувствовала жар. Комната утратила четкость, и ей с трудом удалось не потерять сознание. Лицо Макса неестественно побледнело, волосы спутались.

– Что это? – прошептала Мариэтта.

– Видите ли, посыльный нашел его на улице, – проговорил Добсон, не поднимая глаз.

Мариэтта вспомнила, как Макс держал ее руку в своей, прикасался губами к ее коже, и его темные глаза обещали ей все, что только она пожелает.

– Несчастный случай? Драка? – Только теперь Мариэтта заметила рану на виске Макса.

– Боюсь, здесь что-то другое. Взгляните на руки. Похоже, его застали врасплох.

Мариэтта коснулась большой руки Макса – она была холодной как лед.

– Видите, на суставах нет царапин? Значит, он не дрался. Думаю, на него напали без предупреждения.

– Но кто мог поступить столь жестоко?

– Да кто угодно.

– Отпустите меня, – неожиданно подал голос стоявший в стороне мальчишка.

Подняв взгляд, Добсон хмуро уставился на него:

– Ты что-нибудь видел?

– Ровным счетом ничего.