— У меня мелькала мысль о Лютере, но он вышел на сцену только в 1517 году. Колонна писал в 1490-х.

— Нет, речь идет не о Лютере. В конце 1490-х в монастырь Сан-Марко прислали доминиканского монаха по имени…

И тут я вспоминаю.

— Савонарола!

Знаменитый евангелический проповедник, чьи страстные выступления взбудоражили Флоренцию, пытавшийся любой ценой восстановить веру горожан.

— Точно. Савонарола — человек твердых убеждений, не допускающий ни малейших отступлений от того, что ему представляется богоугодным. Прибыв во Флоренцию, он начинает проповедовать. Говорит людям, что они погрязли в грехе, что их культура и искусство — богопротивны, что власть неправедна. Он говорит, что Бог не одобряет их поведение, что им нужно покаяться.

Я качаю головой.

— Понимаю, звучит дико, — продолжает Пол, — но он во многом прав. Во многих отношениях Ренессанс — безбожное время. Церковь продажна. Папа римский — политическая марионетка. О Просперо Колонне, дяде Франческо, умершем якобы от подагры, говорят, что его отравили по приказу папы Александра, потому что он представлял соперничающее семейство. Вот таков был тот мир, мир, в котором папу римского подозревали в убийстве. И не только — его подозревали также в садизме, инцесте и многом другом. При том, что во Флоренции процветали искусство и наука, город постоянно сотрясали политические схватки. Противостоящие партии выясняли отношения прямо на улицах, видные семьи устраивали заговоры в борьбе за власть, а Медичи — хотя город и считался республикой — контролировали все. Политическое убийство — обычное явление, вымогательство и насилие еще более обычны, беззаконие и неравенство — правило жизни. Город, из которого вышло столько прекрасного, не был самым спокойным в мире местом. Итак, Савонарола прибывает во Флоренцию и повсюду, куда ни направляет взгляд, видит зло. Он призывает горожан очиститься от скверны, перестать грешить, читать Библию, помогать бедным и кормить голодных. В Сан-Марко число его сторонников стремительно растет. Им восхищаются даже многие гуманисты, которые видят, что он начитан и разбирается в философии. Мало-помалу влияние Савонаролы крепнет.

— Но разве Медичи не контролировали город? — спрашиваю я.

Пол качает головой.

— К несчастью для Медичи, тогдашний глава семьи, Пьеро, не отличался большим умом. Управлять городом было для него непосильным трудом. Горожане начали требовать свободы, и в конце концов Медичи изгнали. Помнишь сорок восьмую гравюру? Ребенка на колеснице, мальчика, убивающего двух женщин?

— Ту, что Тафт демонстрировал на лекции?

— Да. Винсент всегда интерпретировал ее так, что на гравюре изображено наказание за государственную измену. Он рассказал об этом на лекции?

— Только упомянул, не вдаваясь в детали. Тафт хотел, чтобы слушатели сами решили для себя эту загадку.

— Но он спрашивал о мальчике? Почему у него меч, и все такое?

Я вижу стоящего на подиуме Тафта; его тень падает на экран… «Кто этот мальчик, размахивающий мечом, заставляющий женщин оттащить его боевую колесницу в лес, а затем убивающий их, как будто они виновны в государственной измене?»

— Теория Винсента состояла в том, что мальчик-купидон — это Пьеро Медичи. Пьеро вел себя как ребенок, поэтому художник изобразил его именно таким. Из-за него Медичи потеряли Флоренцию и подверглись изгнанию. Вот почему на гравюре он показан не в городе, а в лесу.

— Тогда кто же женщины?

— По словам Винсента, Флоренция и Италия. Уподобившись ребенку, Пьеро погубил их обеих.

— Неплохая интерпретация.