Ко всем прочему он стал лживым и патологически хвастливым. Учителя, порой пребывавшие в добром расположении духа, приучили своего воспитанника к спиртному, и он пристрастился к питию почти с детства, предпочитая всем прочим общество кучеров, лакеев, слуги служанок, которых трудно было считать скромными или добродетельными. Из-за этого он не любил учиться, а всё время посвящал забавам и потехам. Любимым его занятием были игры с оловянными солдатиками, а любимым зрелищем — пожары. Впоследствии эта страсть стала почти маниакальной: став Великим князем, Пётр Фёдорович велел будить себя даже среди ночи, лишь бы не пропустить очередного пожара.
И вдруг этому праздному времяпрепровождению пришёл конец. Как только на российский престол взошла Елизавета, Петру было велено начать изучение русского языка и православных канонов, которые стали ему преподавать два приехавших из России наставника. Однако дело заглохло в самом начале, потому что возникло предположение, что Петра ждёт не российский трон, а шведский, так как по матери он был внуком Петра I, а по отцу — внуком сестры шведского короля Карла XII. По-видимому, именно на его примере природа решила убедительно продемонстрировать очевидность того, что на потомках великих людей она отдыхает.
Не успел несчастный принц взяться за шведский язык и протестантский катехизис, как Фортуна вновь повернулась: в конце 1741 года его судьба была окончательно решена — Карла-Петра-Ульриха ждала Россия.
В январе 1742 года он въехал в Петербург под радостные крики тысяч людей, устроивших ему торжественную и тёплую встречу. Принца сразу же стали обучать русскому языку и догматам православного вероисповедания, причём во втором случае дело было поручено высокообразованному священнику, хорошо знавшему немецкий язык.
А пока принц с великим трудом и со столь же великой неохотой занимался науками, началась подготовка к коронации его августейшей тётки Елизаветы. Церемония, по традиции, должна была проходить в Москве. 28 февраля 1742 года Елизавета торжественно въехала в первопрестольную, а коронация состоялась через два месяца — 25 апреля. В этот же день Алексей Разумовский стал кавалером ордена Андрея Первозванного и обер-егермейстером. Гендриковы, Ефимовские, Пётр Михайлович Бестужев-Рюмин и два его сына, вице-канцлер Алексей Петрович и обер-гофмаршал Михаил Петрович, получили графские титулы, а секретарь Елизаветы Петровны, Иван Антонович Черкасский, стал бароном.
Вскоре после коронации Елизавета Петровна без всякой помпы обвенчалась с Разумовским в бедной небольшой церковке подмосковного села Перово. Обряд венчания произвёл её духовник Фёдор Яковлевич Дубянский, очень образованный богослов, пользовавшийся большим уважением у набожной императрицы. В память о венчании на куполе церкви, вокруг основания креста была установлена царская корона.
После того как венчание было окончено, Елизавета Петровна зашла в дом к местному священнику, выпила с ним и с попадьёй чаю, а выходя из дома, сказала Алексею Григорьевичу Разумовскому — теперь уже её законному, венчанному мужу, что она хочет познакомиться со своей свекровью — Натальей Демьяновной, овдовевшей крестьянкой, содержавшей корчму неподалёку от города Глухова, и велела послать за нею карету.
Три сестры Алексея Григорьевича — Агафья, Анна и Вера и младший брат Кирилл жили в Черниговской губернии, в Козелецком уезде, на хуторе Лемеши вместе с матерью Натальей Демьяновной. Мать держала шинок, Кирилл пас скотину, а сёстры все были замужем за местными: Агафья — за ткачом Будлянским, Анна — за закройщиком Закревским, а Вера — за казаком Дараганом.
Когда в Лемеши прибыл целый кортеж придворных карет, изумлению хуторян не было предела.
— Где живёт здесь госпожа Разумовская? — спросили приехавшие.
— У нас никогда не было такой пани, а есть, ваша милость, вдова Розумиха, шинкарка, — по-украински отвечали хуторяне. |