Через полтора года, 27 апреля 1779 года, Мария Фёдоровна родила второго сына, которого назвали Константином. И это имя было выбрано не случайно: в нём таилась надежда в ближайшем будущем окончательно сокрушить империю Османов и покорить Константинополь.

С этого времени Александр и Константин воспитывались и жили вместе до двадцати лет с лишним, почти никогда не разлучаясь.

7 сентября 1780 года, когда Александру ещё не было трёх лет, Екатерина сообщала Гримму: «Тут есть уже воля и нрав и слышатся беспрестанно вопросы: «К чему?», «Почему?», «Зачем?» Мальчику хочется всё узнавать основательно, и Бог весть, чего-чего он не знает».

А ещё через девять месяцев, 24 мая 1781 года, Екатерина писала ему же: «Надо сказать, что оба мальчишки растут и отменно развиваются... Один Бог знает, чего только старший из них не делает. Он складывает слова из букв, рисует, пишет, копает землю, фехтует, ездит верхом, из одной игрушки делает двадцать; у него чрезвычайное воображение, и нет конца его вопросам».

И наконец, 24 мая 1783 года, она сообщала Гримму: «Если бы Вы видели, как Александр копает землю, сеет горох, сажает капусту, ходит за плугом, боронует, потом весь в поту идёт мыться в ручье, после чего берёт сеть и с помощью Константина принимается за ловлю рыбы...»

Когда Александру не было ещё и шести лет, Софья Ивановна Бенкендорф внезапно умерла, и мальчиков передали в руки главного воспитателя, генерал-аншефа Николая Ивановича Салтыкова, а кавалером-воспитателем при обоих братьях стал генерал-поручик Александр Яковлевич Протасов.

Салтыков, прежде чем стал воспитателем великих князей, десять лет был в том же качестве при их отце-цесаревиче Павле и благодаря своему уму, осторожности и хитрости, а также честностью и добронравием добился расположения и у Павла и у Екатерины, всегда стараясь смягчать их отношения и примирять друг с другом.

Александр характером был схож с матерью — великой княгиней Марией Фёдоровной, женщиной умной, выдержанной, спокойной.

Что же касается Константина, то во многом он был полной противоположностью своему старшему брату.

У Константина уже в раннем детстве проявились многие качества отца: он был вспыльчив, упрям, жесток. Когда однажды один из наставников — Лагарп — пожаловался на нежелание Константина выполнять любые, даже самые простые задания, тот в припадке бешенства укусил Лагарпу руку. В другой раз, когда другой его воспитатель — Остен-Сакен — заставлял своего питомца читать, Константин дерзко ответил:

— Не хочу читать, и не хочу потому именно, что вижу, как вы, постоянно читая, глупеете день ото дня.

Новые звёздочки на дворцовом небосклоне

В декабре 1777 года Екатерине шёл сорок восьмой год, и по меркам того времени она была уже далеко не молодой женщиной. И как раз в это время при дворе начала созревать ещё одна интрига — новоявленный фаворит императрицы, не отметивший ещё первой годовщины своего «случая», Семён Гаврилович Зорич, решился учинить афронт несокрушимому сопернику Григорию Александровичу Потёмкину.

Пребывая вместе с ним и Екатериной в Царском Селе, он затеял ссору и даже вызвал Потёмкина на дуэль, но поехал не на место поединка, а за границу, куда его мгновенно отправила Екатерина. А по возвращении осенью 1778 года ему велено было постоянно проживать в Шклове.

Зорич поселился в старом замке польских графов Ходкевичей, отделав его с необычайной пышностью и устроив в своём доме беспрерывный праздник. Балы сменялись маскарадами, пиры — охотой, над замком чуть ли не каждую ночь горели огни фейерверков, по три-четыре раза в неделю устраивались спектакли, а в парке и садах крутились карусели, устраивались катания на тройках, народные гулянья и непрерывные приёмы гостей.

Дважды Зорича навестила Екатерина, когда весной 1780 года приезжала в Могилёв, и была встречена бывшим фаворитом с необычайной торжественностью и роскошью.