Прилетали в эту пору ласточки, стригли и касатки, а вместе с ними с берегов русского моря приносили тёплые полуденные ветры первых комаров. Старики же с интересом глядели на дубы, примечая, появился ли на них пух. Если появился, то, стало быть, уродится к осени добрый овёс, и возьмётся земля за свой род. А всё живое переполнялось любовной истомой, и от лягушек до человеков всякая тварь влеклась к себе подобной, чтобы продолжить своё потомство. И думали человеки о земном и плотском, забывая о небесном и божественном. Старики же, что ждали уже скорого вознесения на небеса, а с ними вместе и подобный им черноризец Нестор, о греховном не помышляли.

И потому спросил с любопытством летописец Володаря:

   — А как же грядущее твоё иночество?

   — Не знаю, правый отче, — с растерянностью и печалью проговорил Володя.

   — Ну, ин ладно. Иди, Володя, сначала к отцу келарю, а таким, Бог даст, надоумит он нас, грешных, как поступить тебе. Одно знаю: неволею иноческий подвиг не свершишь и насильно Господу мил не будешь. О том скажу я и отцу-настоятелю, замолвлю за тебя слово.

Мальчик подбежал к старику, порывисто поцеловал ему руку и выскочил за порог.

А Нестор, вздохнув, склонился над пергаментом. Писал он легко, свободно, ибо так же легко и свободно и чувствовал себя, хотя такое состояние души пришло к нему не сразу, а только после многих лет послушничества, строгого монашества и бесконечных дневных и ночных бдений в храме и в келье, где чуть ли не всё время проводил он за чтением и письмом.

Печерский монастырь, в который пришёл он ещё юношей полвека назад, был не простой обителью, но светочем христианской учёности; и именно там стал он знаменитым летописцем, коему выпала завидная доля обессмертить своё имя, создав великий исторический труд — «Повесть временных лет».

Прежде чем Нестор взялся за её составление, он написал уже два труда: о житиях первых русских святых — князьях Борисе и Глебе, и о знаменитом игумене Печерского монастыря, тоже святом, Феодосии.

Нестор не просто переписал Летописи Никона и Ивана, но переделал их на свой лад, созвучный ладу князя Святополка, и выдвинул на первый план не византийцев, а славян, а среди князей первым стал благодетель Печерской обители — благоверный и мудрый Киевский князь Святополк.

В таком же тоне преподносил Нестор и его предков: Рюрика и Игоря, Ольгу и Святослава. Нестор ещё застал первого печерского летописца преподобного Никона и его последователя — черноризца Ивана. Сам же Нестор был уже третьим коленом учёных мнихов, посвятивших себя созданию повестей о начале Русской земли.

И Никон, и Иван, а потом и сам Нестор гордились тем, что не были слугами ни князей, ни бояр, но признавали над собою власть одного лишь Бога, а служили одной лишь Божьей правде. И потому считали они Русскую землю не чьим-нибудь уделом, а царством матери Божьей, Пресвятой Девы Марии. А коли так, то не высилась над Русью ничья рука, хотя бы и багрянородных византийских базилевсов. На том стояли и многие русские князья.

Киевский Великий князь Святополк особенно откровенно стал противоборствовать византийским императорам и патриархам. Для начала он увёл из-под власти киевского митрополита, поставленного константинопольским патриархом, Печерский монастырь, назначив туда своею волей не просто игумена, но — впервые на Руси — архимандрита. И потому, хотя и был монастырь Божьей обителью, более прочих земных владык зависел он от Великого Киевского князя, и хотя не явно, но должен был соразмерять дела своих иноков с его волей. Потому же и «Повесть временных лет», где каждая запись хоть и в малой степени, но непременно касалась родственников Святополка Изяславича, как давно усопших, так и ещё живых, писалась Нестором с немалым бережением и глубоким смыслом.

И всё, что написал Нестор до этого и что собирался он писать впредь, составлялось так, будто стоял у него за спиной Святополк Изяславич и глядел на кончик пера, следя за тем, как появляются на листе пергамента одна за другою затейливые буквицы Кирилловой глаголицы.