Нестор вспомнил, как у одного старого летописца читал он, что князю Малу приснился перед смертью сон, — будто пришла к нему Ольга с многоценными одеждами, украшенными жемчугом, и с чёрными одеялами, расшитыми зелёными узорами, и указала ему на залитую чёрной смолой ладью, в которой должны были с почётом понести его — жениха — на свадебный пир. Жутко стало Малу от этого сна, ибо в ладье не только носили на торжества, но и хоронили покойников. Однако, подумав, не стал Нестор писать об этом, ещё раз решив сообщать лишь то, в чём был он сам совершенно уверен.

И, взяв перо, продолжил: «И послала Ольга к древлянам, и сказала им: «Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великою честью пойти за вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди». Услышав об этом, древляне избрали лучших мужей, управлявших Деревскою землёй, и прислали за ней. Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить баню, говоря им так: «Вымывшись, придите ко мне». И растопили баню, и вошли в неё древляне и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь её от двери, и сгорели все.

И послала к древлянам со словами: «Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие у того города, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и устрою ему тризну». Они же, услышав об этом, свезли множество медов и заварили их. Ольга же, взяв с собою малую дружину, отправилась налегке, пришла к могиле своего мужа и оплакала его. И повелела людям своим насыпать великую могилу и, когда насыпали, приказала совершать тризну.

После того сели древляне пить, и приказала Ольга отрокам своим прислуживать им. И сказали древляне Ольге: «Где дружина наша, которую послали за тобою?» Она же ответила: «Идут за мною с дружиною мужа моего».

И когда опьянели древляне, велела отрокам своим пить за их честь, а сама отошла прочь и приказала дружине рубить древлян, и иссекли их 5000. А Ольга вернулась в Киев и собрала войско против оставшихся древлян».

Нестор задумался над тем, как следует продолжить повествование, но не успел додумать до конца, как вдруг кто-то постучал в дверь.

«Кто бы это?» — недовольно подумал летописец и громко проговорил:

   — Володя! Пойди прими гостя.

Близко к вечеру подъехал к Святым воротам монастыря княжеский тиун Иван Кривой. Передав повод сопровождавшему его стремянному, неспешно пошёл к игумену обители. Соблюдая чин и вежество, спросил Иван у отца-настоятеля позволения повидаться с Нестором. Чтобы не было кривотолков, откровенно сказал Иван архимандриту, что прислан он от великого князя Святополка Изяславича просить Нестора пожаловать завтра поутру в Берестово, а для чего надобно сие Святополку Изяславичу, он, тиун Иванец, того не ведает.

Архимандрит посопел недовольно: мог бы князюшка и его самого призвать на совет или по какой иной нужде, — да видать, по учёному делу занадобился ему черноризец, а то что же ещё? — а он, игумен, в тех делах не горазд.

А после того направился Иван-тиун к Нестору. Войдя в келью, перекрестился на икону Иоанна-евангелиста и подошёл под благословение черноризца.

Почтительно передав приглашение князя, Иван двинулся было обратно, да вдруг в дверь постучали ещё раз. Теперь нежданным пришельцем оказался келейник архимандрита.

   — Отец-настоятель просит тебя, Нестор, тотчас пожаловать к нему, — сообщил он, почтительно поклонившись.

«Эка важная птица, черноризец, — подумал Иван, — и владыка, и князь обойтись без него не могут. Надо будет довести о том Святополку Изяславичу».

И ещё подумал: «А что за нужда у архимандрита? Хорошо бы узнать. Да вот как?»

И вдруг будто кто шепнул черноризцу, тот проговорил резко, раздражённо:

   — Да что за дело ко мне у владыки Феоктиста?

   — Только что довели владыке, что вот-вот будет в обители некий старец с Афона, именем Лаврентий, — проговорил посланец быстро, с неудовольствием покосившись на тиуна.