Нина все так же крепко прижималась к шее Зои. Она не знала, смогут ли ее разглядеть с такого расстояния, но не собиралась никому давать такой возможности.

– Открыть огонь! – приказал командир дрюскелей. Но те стояли потрясенные, окаменевшие, задрав головы к небу и раскрыв рты.

Нину оглушило ощущение могущества. Так много месяцев она прожила в страхе и неопределенности, гадая, что станет с ее страной, собирая надежду по крупицам, не зная, удастся ли им с Ханной выжить. Святые, как же здорово было снова чувствовать себя сильной, наконец-то ничего не бояться. Одним мощным выдохом, единственной молнией Зоя могла бы уничтожить их всех – сотни фьерданских солдат и отряд охотников на ведьм, натасканных Брумом. И это будет сделано. Какой солдат тогда осмелится снова пойти против Равки, против гришей?

Нина смотрела на людей внизу – они задирали головы, прикрывали глаза и не отрываясь смотрели на смерть, спустившуюся с небес на черных крыльях. Они всегда боялись гришей, и сейчас, в этот самый момент, Нина вынуждена была признать, что у них было на это право – ведь гриши со своими силами были в разы смертоноснее обычных солдат. Фьерда позволила этому страху возобладать над ними, управлять ими, стать силой, определяющей путь целого народа.

Но разве сейчас в поднятых вверх лицах не читалось и благоговение? То самое, которое Нина выпестовала своими фальшивыми чудесами, своими робкими попытками изменить фьерданский образ мыслей. Зачем все это было, если в итоге их всех просто сотрут с лица земли?

«Прояви немного милосердия к моему народу».

Проклятье, Хельвар.

«Некоторые фьерданцы достойны спасения. Пообещай мне».

Она пообещала. И в конце концов ей так и не удалось забыть об этой клятве. Когда она произносила те слова, когда давала ту клятву, она говорила не только с Матиасом, но и с тем, кто его убил, и с теми, кто сейчас замер на поле битвы под ними.

– Зоя! – крикнула она, сомневаясь в том, что та ее вообще услышит, как и в том, является ли это существо по-прежнему Зоей Назяленской. – Зоя, пожалуйста. Если ты их уничтожишь, дело Брума никогда не умрет. Они всегда будут бояться нас. И всему этому не будет конца!

Дракон взревел и распахнул пасть.

– Зоя, пожалуйста!

Нина ощутила запах озона в воздухе. Услышала потрескивание электрических разрядов.

Она спрятала лицо в драконьей чешуе. Смотреть на то, что последует, не было сил.

42. Николай

Юрис.

Такой была первая мысль, посетившая Николая при виде дракона с иссиня-черной, блестящей на солнце чешуей. Пока у того из пасти не вырвался в небо сноп молний. Ему была хорошо знакома сила Зои, и он мгновенно узнал ее.

Пришлось отозвать демона. Он давно уже перестал думать о том, что видели солдаты вокруг него, как и о том, станут ли его проклинать из-за монстра, живущего у него внутри. Каким-то невероятным образом преимущество оказалось на стороне Равки. Молнии Зои создали огненную стену, не дающую фьерданцам отступить, а сама она кружила над ними, готовая вершить возмездие.

Век Святых. Веденин предсказывал его, и вот, в этот потрясающий момент, он начался. Но не с появлением Елизаветы или Дарклинга, а принесенный на крыльях дракона. Николай вспомнил обо всех историях, о Санкт-Феликсе, который стал зверем, чтобы сражаться за своего короля, о Юрисе, который победил дракона, но лишь для того, чтобы самому принять его форму. Зоя стала тем, что мир не видел с легендарных времен.

Дракон распахнул пасть и издал разгневанный рев. В нем Николаю послышалась вся печаль Зои, весь ее гнев и горе, с которым она оплакивала каждого павшего солдата, каждого потерянного друга, глубокое одиночество, сковавшее ее в той жизни, что она вынуждена была вести. Сам воздух, казалось, ожил, давление упало, заскользили змейки электрических разрядов.