Все знали. Но другие гриши не пытались ее утешить или поддержать. Они издевались над ней, задирали носы, не звали с собой за стол и исключали из дружеского круга. Они совершенно непростительно оставили ее в одиночестве. А Зоя была худшей из всех. Дарклинг был не единственным, кто заслужил наказание.
«Но теперь я смогу все исправить, – поклялась Зоя. – Я могу сделать так, что он никогда сюда не вернется».
Она позволила себе прижаться щекой к Жениной шелковистой макушке и пообещала себе и ей: чем бы ни закончилась их поездка, Дарклинг сюда не вернется.
12. Николай
Зоя не стала дожидаться прощания. С Алиной связались, и она – хвала ее великодушию или нездоровой тяге к мученичеству – согласилась на встречу. Зоя взялась за подготовку поездки с предсказуемо беспощадной тщательностью и спустя неделю уехала. До рассвета, без фанфар и прощальных слов. Николай одновременно был задет и благодарен. Она была права. Слухи о них стали досадной помехой, а помех им и так хватало с лихвой. Зоя была его генералом, а он – ее королем. Для всех было лучше помнить об этом. И теперь он мог бывать в Малом дворце, не боясь наткнуться на нее и пострадать от ее ядовитого языка.
«Великолепно, – сказал он себе, выходя из Большого дворца. – Так почему у меня такое чувство, будто мои внутренности медленно поглощает волькра?»
Он миновал туннель из ветвей, в которых теперь узнавал айву, и направился к озеру, где увидел два своих новых флайера, мягко покачивающихся на волнах и поблескивающих корпусом в сером утреннем свете. Это были невероятные машины, но у Равки не хватало денег на то, чтобы производить их в необходимых количествах. Пока. Возможно, вливание шуханского золота решит эту проблему.
Шпионы Тамары сообщили новости о публичном приступе фьерданского принца, и в этом не было ничего хорошего для Равки. Они возобновили дипломатические переговоры, но Николай знал, что Фьерда отдельно ведет переговоры с Западной Равкой, убеждая ее отделиться. Ярл Брум годами принимал стратегические решения для своей страны, и слабость принца Расмуса лишь добавила ему дерзости.
Лазарет находился в крыле корпориалов в Малом дворце, за внушительными дверями, покрытыми красным лаком. Здесь находились отдельные палаты для пациентов, нуждающихся в непрерывной заботе и тишине, и одна из них была отведена для принцессы Эри Кир-Табан. Коридор тщательно охранялся гришами и дворцовой стражей.
Эри лежала на узкой койке. На ней был зеленый шелковый халат, расшитый бледно-желтыми цветами. Ее кожа была ярко-розовой, сияющей и упругой. Огонь спалил волосы у нее на голове, и теперь ее украшала повязка из мягкой белой ткани. На лице не было ни ресниц, ни бровей. Женя говорила, что потребуется несколько дней, чтобы вернуть коже и волосам Эри прежний вид, но самый серьезный ущерб удалось устранить. Чудом было то, что ей вообще удалось выжить, – чудом, сотворенным целителями-гришами, которые восстановили ее тело и снимали боль, пока шло восстановление.
Николай присел рядом с постелью. Эри ничего не сказала. Она повернула голову набок, переведя взгляд с него на сады за окном. Одинокая слеза скатилась по ее пылающей щеке. Николай вытащил из кармана платок и промокнул ее.
– Я бы хотела, чтобы вы ушли, – заговорила Эри.
Именно эти слова она произносила всякий раз, когда он собирался с силами, чтобы поговорить с ней, с тех самых пор, как ее истинная личность была установлена. Но он не мог тянуть еще дольше.
– Нам нужно поговорить, – заявил он. – Я принес романы и черешню в качестве подкупа.
– Черешню. Посреди зимы.
– В теплицах гришей не бывает зимы.
Она закрыла глаза.
– Я нелепо выгляжу.
– Вы розовая и практически безволосая. |