Эти товарищи считают, что есть два мнения — их и неправильное, и стремятся исправлять мирское зло с упорством маньяков. Меня подобные граждане всегда раздражали, и этот тоже раздражал бы, только на это нет сил.
— Я позвонил твоим сыновьям, они уже едут.
— Сукин ты сын, гореть тебе в аду за это.
— Это почему же?
— Это потому, что им нужно будет сегодняшний вечер пережить еще раз — когда я выйду отсюда и снова буду там, где ты меня взял. Они же дети еще, я ведь постаралась все сделать с минимальными для них неудобствами, и не надо было им звонить, они и знать не должны были, что…
— Ты спятила?
— Иди к черту!
— Не была бы ты сейчас так больна, я бы тебе такую затрещину выдал — голова бы отлетела.
— Действуй.
Он яростно смотрит на меня, но мне все равно — я просто хочу собраться с силами, встать и уйти отсюда, и злость мне поможет преодолеть боль.
— Круглов едет сюда, синяк будет смотреться непрезентабельно.
— Да не стесняйся, чего там.
— Дура!
— От такого слышу!
Марконов совсем не такой. Он бы, наверное, тоже ругал меня — но ему, по большому счету, скорее всего, наплевать на меня — живу я или умру, найдет себе другую говорящую игрушку. А этот прицепился, как банный лист. Стоп. А где он взял телефоны детей?
— Ты рылся в моем сотовом?!
— Смешно ты их обозначила: Ребенок-1 и Ребенок-2. По старшинству, что ли?
Матвей старше Дениса на пятнадцать минут. Мы с Климом очень долго думали, как назвать мальчиков, учитывая, что мы ждали девочек, а потому они две недели были у нас просто пронумерованы. Потом Ребенка-1 назвал Клим, второго — я. Денисом зовут одного моего хорошего друга, и мне хотелось, чтобы Ребенок-2 был таким же классным, как его тезка.
— Ну, и чего тебе не хватало в жизни, финансовый аналитик?
— Не твое дело.
Я лихорадочно соображаю, что мне сейчас делать, пока здесь не появились дети, потому что я больше не выдержу войны с ними.
— Конечно, она о нас позаботилась. Даже супа сварила.
— Ага, как всегда. Смотри, Мэтт — вполне жива.
Они всегда производят на неподготовленные умы очень сильное впечатление, мои мальчики. Красивые, очень стильные, очень продвинутые — и абсолютно безжалостные.
— Мать, ты вообще в своем уме? — Матвей иронично щурится. — Что это была за демонстрация невиданной истерики?
— Она решила все сама, за нас тоже — как всегда.
— Да. Похоронную контору даже оплатила. Ты видел это, Дэн?
— А то! И я…
— А ну заткнитесь, сопляки!
А потом произошло нечто, чего я не успела предотвратить. Огромный бородатый мужик как-то очень быстро — я не заметила даже, как успел, — отвесил тяжелые подзатыльники моим детям. Какой-то мудак посмел прикоснуться к моим детям, и Денька даже упал!
Я только и смогла, что рвануться и оттолкнуть его, игла выскочила, перевернулась капельница, я прикрыла своего ребенка, а он сидит на полу и недоумевающе смотрит на ударившего его агрессора. Да я сама никогда не била своих детей, и вдруг — такое!
— Не смей бить моих детей, троглодит! Роди своих, вырасти и лупи, а к моим не смей прикасаться, я тебе сердце вырву, сукин ты сын! Сыночка, ты как?
— Да ничего… Мам, ты ложись, что ты вскочила? Смотри, снова кровь!
Кроме крови, вернулась и боль. Много боли, тупой, тяжелой, не дающей дышать.
— Что здесь происходит?!
Еще один огромный мужик с басовитым голосом, в зеленой пижаме, но без серьги в ухе. |