Что от него осталось? - конечно, пластинки, которое печатают и будут печатать, несколько кадров из фильма «Йа-ха», несколько шедевров локального значения, сдержанные интервью - их не сравнить с искусной прозой ритора БГ или полетами фантаста Курехина - достаточно ли всего этого, чтобы остаться в коллективной памяти?

Что бы не говорили про то, что человек наедине с собой и с друзьями - это одно, а на сцене - все-таки что-то другое, случай Майка как раз тот случай, когда артист и человек совпадали. За то и давали призы на фестивалях «за зрительские симпатии», за то и любили Майка - достаточно перечитать тогдашнюю рок-прессу.

Лирический герой песен Майка - сам Майк, его прямая речь, его жалобы, унытье, претензии, победы, поражения, поза… (в отличие от некоего «символа человека» БГ).

Да, вместо имиджа была поза, неловко прикрывающая какую-то рану, поза, насквозь просматриваемая: поза неудачника и позднего аристократа («от портвейна» - можно добавить), разочарованного, усталого, разбитого настолько, насколько может быть разочарован Холден Колфилд, в тридцать лет не изменивший своим дурацким мечтам и за решением вопроса: «почему же мир хуже меня?» так и не повзрослевший.

Если БГ - это умный и светлый ребенок из ниоткуда, то Майк большой обиженный городской ребенок, которому не купили игрушку, машинку, грубо взяв за руку и отведя от сверкающей витрины.

Но воспоминание об этой «витрине», запрятанное глубоко-глубоко, в лучших его вещах оживало: отстранением, что ли от окружающего, или какой-то спрятанной в себе улыбкой, я не знаю.

Сначала были «Все братья - сестры» - 78, альбом совместный с БГ. Фотография Билли Усова запечатлела их втроем в обнимку: Майка, Боба и желтый однотомник Дилана - «Кастальский Ключ». Откуда-то отсюда начинает завязываться вся смысловая материя питерского рока. Боб Дилан, Великий Акын Соединенных Штатов, предложил чудесные тексты - высокий рок-хаос, так можно обозначить то новое состояние мира, которое есть эти тексты.

Итак, молодой рок-переводчик Дилана в эпоху расцвета Империи Зла (очень бардачной). Конечно, это задача для рок-музыканта, потому что рок-перевод делается не с бумаги на бумагу, а с голоса на голос, с кассеты на кассету, на бумаге рок-смыслы невозможно перевести.

А что петь в эпоху Империи? Конечно, портвейн, девочек, личные суицидальные наклонности, дымящуюся сигарету или папиросу. С Империей ничего не случится, и пусть ее описывают заезжие французские путешественники, для коих она представляет этнографический интерес. Для нас интереснее что-то другое. Например: ввести солнце молодежной революции в русский язык, что-то изменив в его составе, и дать новые по духу песни, которых на русском еще не было.

Остановлюсь на одном из майковских шедевров с этого альбома - «Детке». Песенка, как ей и полагается, проста до безобразия: рок-герой, а именно сам Майк, ибо без подстановки на место рок-героя вечно жалующейся личности самого Майка песня рискует остаться без главной изюминки, провожает до двери девушку, накидывая ей на плечи «свой старый макинтош»:

Я спел тебе все песни, которые я знал,

И вот пою последнюю, про то, что кончен бал,

Про то, что одному быть плохо, что лучше быть вдвоем,

Но я разбит и слаб, и я мечтаю об одном…

О чем - попробуй, угадай -

О, ты права, чтоб ты сказала мне: прощай, детка, прощай…

Для меня это замечательное создание на тему «Жизнь есть Иллюзия», одно из самых легких и прозрачных воплощений Майи в мире советского рок-н-ролла.