Мы поднимались все выше, а мне казалось, что опускаемся в подвал, в огромный темный лабиринт, который всегда найдется под дворцом. С камерами, прикованными узниками, стонами и криками. Но мы шли наверх, к луне и звездам, к их холодному бесчувственному свету, который по преданиям греет мертвых. Неужели и я скоро почувствую его тепло? Мне не хотелось знать ответ.

Дверь на входе в башню не скрипела, как не скрипел и паркет. Старое, полурассыпавшееся дерево вновь обретало прежний лоск, как будто готовилось к предстоящему. Мы поднимались вверх, и я видела, скольких ступенек не хватало в лестнице, чувствовала, как прогибаются доски. Прогибаются — но выдерживают.

И как насмешка над тлеющими перекрытиями, сияла, обитая железными пластинами, покрытая лаком дверь. Именно ее и открыл Арье. Мы пришли.

Здесь горели свечи. Слишком много, как мне показалось. Их запах был настолько тяжелым, что становилось трудно дышать. А света напротив, почти не было, как будто их главное предназначение иное — отравлять всех, кто посетит чужую обитель, удушать их, заставлять раскаяться в минутном любопытстве.

Щелкнул замок, отрезая нас от всего остального мира, и если раньше я слышала шаги двоих, Сведриги и Арье, то сейчас к ней прибавились третьи. Как будто призрак вдруг обрел плоть.

Я хотела обернуться, чтобы убедиться, удостовериться, что мне показалось, но он сам предстал передо мной. Высокий мужчина, с оценивающим, пронзительным взглядом черных глаз, странной прической, какие были приняты довольно давно, судя по видимым мной портретам предков, острым носом, который не красил его и при жизни, а ныне и вовсе нелепо смотрелся на красивом лице. И я знала его, видела, в галерее, но глаза были светлыми. Ныне же…

Эйнак Таргелей учтиво поклонился и, не спрашивая разрешения, взял меня за руку. Его ладонь была теплой. Такой теплой, что на миг я решила, что и не его вовсе видела минуту назад, что не от его присутствия холод бежал по коже, что это не он заставлял сердце срываться с ритма. Но память была беспощадна.

— Моя милая, мы не представлены, но полагаю глупо предполагать, что моего имени ты не знаешь, — мужчина вопросительно вздернул брови.

— Я вас знаю.

— В таком случае, можно оставить формальности.

Он был доволен. Он улыбался. Он торжествовал. Я видела это, видела четко и ясно, как будто могла читать души.

— Арье, подготовь все, — распорядился Эйнак, кивая в сторону стола.

Я пригляделась и сжала до боли кулаки. Ногти впились в кожу, оставляя некрасивый след. Но это мало волновало меня и вовсе не волновало остальных. Какое им дело до моей крови, если уже скоро она потечет как эта…

Я впервые видела, кровь без жертвы. Раньше, ту сторону комнаты от меня заслонял Эйнак, но сейчас он отошел, пропуская кронпринца, и я смогла разглядеть тонкую струйку, стекающую вниз со стола и образующую лужу на паркете.

— Исток нашей силы, — с удовлетворением отметил император и уже тише: — И я не жалею. Ни на секунду.

Последние его слова были адресованы не нам: он смотрел перед собой, смотрел в пустоту, словно видел то, что не было доступно мне.

Эйнак замер и с спустя мгновение удовлетворенно усмехнулся.

— Мой портрет во дворце сожгли.

— Отец? — равнодушно переспросил принц, убирая с запятного стола лишние предметы. Я бы возможно посмеялась, но сама способность смеяться покинула меня.

— Глупый мальчишка. Мне это не помешает. Поторопись, пусть я и укрыл дворец от перемещений, они скоро будут здесь. Рига, ты должна стоять рядом, когда мы начнем.

Девушка кивнула и послушно переместилась к столу, аккуратно переступая через кровь.

— А теперь и вам, ваша светлость, пора, — проговорил Эйнак, все так же галантно подавая руку.