Спортсмен. Ты терзаешь и мучаешь человека, который и без того лежит на земле. Вот почему ты не стала ни медицинской сестрой, ни врачом, ни адвокатом, ни писательницей! Если бы ты хоть на мгновение остановилась и пригляделась к своей жертве, ты бы увидела, что твои действия самым естественным и непосредственным образом вписались в ее тело. А теперь можешь топать за раздачей, я хочу сказать, за удачей, а вдруг повезет — не осудят. Твои сообщники давно разбежались кто куда, вроде их тут и не было. (Отталкивает женщину в сторону, пинает Жертву сам.) Нередко, правда не в этот раз, ты теряешь чувство меры, когда изображаешь сцену с большим скоплением людей. Проходите! Не задерживайтесь! Кто знает, как распространяется зараза, как происходит внушение?

Кто знает, почему тянет следовать за кем-нибудь? Почему многие жизненные ситуации так непривлекательны? Регрессивные воздействия, деструктивные тенденции, все это видят многие, те, что боятся нас, как накатывающейся на них приливной волны. Мы же значительно безобиднее, чем вы думаете! Нам просто хочется где-нибудь в чем-нибудь поучаствовать! Лишь бы не оставаться в одиночестве! И потом, это же неправда, что убивать труднее, если мы знали своих жертв раньше. Я каждый раз сам удивляюсь: спонтанное преступление нашей маленькой банды может в любой момент возникнуть из-за пустяка. Искра, колокольный звон, косой взгляд на взлохмаченные волосы, кажущаяся нерешительной поза сидящего человека, чересчур обстоятельное отсчитывание мелочи у кассы продовольственного магазина, у стойки пивной, на бензозаправке. Н-да, о каждом человеке можно что-нибудь такое вообразить, а тут вдруг он и сам возникает собственной персоной! И что теперь с ним делать? Мы ведь на него не рассчитывали. Не позволять же ему стоять перед нами, даже не склонив головы!

Сидит себе человек уже битый час, сидит просто так, улыбается, доволен жизнью, заваривает себе чаек, делает бутерброд, булькает вино в стакане, и в следующий момент мы говорим, а почему бы нам, собственно, не прикончить этого бездомного по прозвищу «профессор»? Сказано — сделано. После этого уже ничего не бывает. Наивысшая точка пройдена! Так мы отвлекаем молодежь от телевизора. Мы активируем ее, заставляем взглянуть на себя издали. Самим попасть в телевизор, это что-нибудь да значит! Нас ничто не остановит. Каждый из нас ведет себя как обычный зритель, только мы злее, потому что нас много. У каждого в отдельности более чем достаточно причин для злости. Но поскольку мы вместе во много раз сильнее, чем ты думаешь, авторша, мы и вваливаемся вместе в последние известия, чтобы, после прогноза погоды, предстать, рука в руке, перед судом зрителей. Там-то уж нас не станут заносить в записную книжку. Ну да ладно, давайте забираться дальше, в чащу чужого тела. Наконец-то своими головами мы составим аршинные заголовки. В сущности, каждый человек довольно добродушен, если он один. Совсем как тот добряк, что, например, вот сейчас открывает окно и выбрасывает в него весь мусор в образе своего заместителя» телевизора. Или как тот, что в этот момент проходит внизу. Или как тот, кому ветер с поля дует прямо в лицо. Ты что, не веришь мне? Со мной уже случалось то и другое, разница огромная! Говорю тебе: даже пожарник, горящий желанием помочь, видит в пожаре, который он должен потушить, всего лишь объект атаки.

Другой спортсмен (пинает). Когда мы выбегаем на поле, мне кажется, что внутри нас что-то щелкает и выключается. Взлетает вверх целый лес зелено-белых флажков, словно собираясь обрушиться на наши тела-крепости, в которых мы спрятали свои души. Кто сказал, что мы бесполезны, как те собаки, которых десять лет назад раздавили в лепешки автомобильные шины? Когда мы лупим по мячу, то оставляем своих друзей далеко позади, в золотой дымке.