Изменить размер шрифта - +
- Я же сказал - гвоздику. Только купи ее в Москве, да смотри, импортную не бери, бери нашу, подмосковную... Сделаешь?
     Пчела кивнул. Шерстяная нитка описала последний виток, и его руки словно освободились от пут. Валентина Степановна опустила клубок в картонную коробку и робко предложила:
     - Витюш, может, еще моточек?
     - Мам, времени нет, серьезно... - покачав головой, Пчела приложил руку к груди и встал с дивана. - У меня ведь до самолета две встречи еще. Список лекарств где?
     - В серванте, внизу, - показала мать. Пчела открыл створку серванта и взял еще один тетрадный листок, исписанный круглым материнским почерком. Он повернулся к родителям и улыбнулся:
     - Ну все, давайте прощаться...
     Ему и в самом деле нужно было спешить - до решающего разговора с Белым предстояло еще встретиться с Вахой и Асланом, чтобы обсудить все нюансы нового проекта. К тому же Пчела оказался без машины, поскольку Фила, доставившего его к родителям, срочно вызвали на съемки. К Аслану ему предстояло добираться самостоятельно.
     Да, разговор с Сашей обещал быть трудным, при этом Пчела мог рассчитывать только на себя. Филу большинство коммерческих предприятий Бригады были, в общем-то, по барабану, ну а Кос - как это случалось в последнее время постоянно - наверняка встретит любое предложение Пчелы в штыки.
     Так что убеждать Белого в перспективности нового дела, предложенного чеченцами, предстояло ему одному.

XXXX

     После нескольких дней почти непрекращающегося снегопада наконец-то выглянуло солнце. Оно отражалось тысячами искорок в свежевыпавшем снеге, в широких окнах и на блестящих оцинкованных крышах окрестных домов.
     Оля вышла на крыльцо их загородного дома на Рублевке и зажмурилась - после затянутого в шторы и занавески помещения неудержимый водопад солнца ее буквально ослепил.
     С тех пор, как она вернулась из Америки, Оля почти постоянно находилась в подавленном состоянии. Виной тому был ее муж - Белов совсем перестал таиться и практически в открытую крутил роман с наглой и развратной актриской. То, что до отъезда во Флориду было для Оли лишь смутным подозрением, по возвращении в Москву оказалось отвратительным, гнусным и очевидным для всех без исключения фактом.
     Ее душила обида и злость, поэтому первым ее порывом было - немедленно уйти. Но по зрелому размышлению Оля пришла к выводу, что открытый разрыв с Беловым - не в ее интересах. Во-первых, Саша был ей по-прежнему дорог, и терять его навсегда она не хотела. Зная крутой характер мужа, Оля вполне резонно опасалась, что стоит ей громко хлопнуть дверью - и Белов запросто может закрыть для нее эту дверь навсегда. А во-вторых, к своему удивлению и даже некоторому стыду, Оля поняла, что ей совсем не хочется жить прежней жизнью - в крохотной бабушкиной квартирке или на старой даче, без охраны, без прислуги, но зато с постоянной заботой о хлебе насущном. Оказалось, что она настолько от этого отвыкла, что сама мысль о ежедневной работе (где? кем?) оказалась пугающе недопустимой.
     После мучительных колебаний Оля поделилась своей бедой с бабушкой. Совершенно неожиданно для Оли бабушка не возмутилась, не стала призывать на голову изменника все кары небесные. Ее реакция на слова внучки оказалась куда более спокойной и взвешенной. Тихим, бесцветным голосом бабушка выложила серию избитых советов, смысл которых сводился к одному: "Терпи, Оленька, перебесится - снова твой будет".
     И Оля решила терпеть. Она старалась гнать прочь мрачные мысли, но проходили день за днем, а настроение у нее оставалось неизменно плохим. Вот и сегодня с утра она ходила как в воду опущенная - до той минуты, когда окатило ее с ног до головы светом не по-зимнему яркое, щедрое и праздничное солнце.
Быстрый переход