– Ладно, будь по-твоему, – скрепя сердцем, согласился командир. – Но дольше часа тут не задерживайся.

Бельский собрался продолжить путь, но, вернувшись, приказал:

– И Игнат пусть с тобой останется. На всякий случай.

– Игнат?! А ты с одним Дробышем, что ли, дальше пойдешь? Не маловато вас двоих на этот… пионерский отряд?

– Ничего. Мы с Иваном осторожненько, – хлопнул Станислав давнего приятеля по плечу. – Только поаккуратней тут, Бес – не светись. Выбери укромное местечко и затаись, как ты умеешь.

– Не впервой, – обнадежил спецназовец.

– Не прощаемся. Нам за час с хромым пареньком далеко не уйти – скоро, надеюсь, увидимся…

Глава третья

Горная Чечня. 22 мая

Очередная остановка грузино-чеченского отряда не затянулась – скоро впереди раздался чей-то короткий крик, а спустя полминуты портативная рация в нагрудном кармане жилета Давида призывно пискнула. Тот поспешно выхватил ее из кармана, ответил на вызов…

– Вахтанг приказал идти дальше, – коротко обмолвился молодой грузин, поднимаясь с камней, – пошли.

И они двинулись в том же направлении, в котором двадцатью минутами ранее исчезли Вахтанг с Гурамом. Теперь шествие возглавлял Давид…

"Собаки! Даже радиостанциями обеспечили только своих. У чеченцев ни связи, ни права голоса. Только обязанность подчиняться!" – злился про себя одноглазый. Злился еще и потому что, дав согласие идти с группой, застрял на южной границе Ичкерии. Если бы сразу отказался от предложения рыжебородого и спокойно шел с пленником напрямки – давно бы пересек кордон. Возможно, подходил бы уже к ближайшему лагерю своих единоверцев…

Однако злость его выражалась лишь в нервном шепоте, да в резком подергивании веревки. Перед наступлением темноты Усман по привычке проверял надежность узлов на запястье чеченского чиновника. В жуткой черноте не было видно даже собственных ладоней и при желании узлы можно распутать. Да вряд ли Атисов решится на побег – куда ему обессиленному и изнеженному кабинетным теплом в одиночку тягаться с горами?! Пленник безропотно подчинялся рывкам – старался идти быстрее, но сил надолго не хватало. Шагов через двадцать ноги его снова заплетались, тяжелое дыхание мешалось с хрипами в пересохшем горле. Иногда, устав слушать надрывное клокотание, Усман останавливался, снимал с пояса фляжку и, продолжая бубнить ругательства, поил мужчину…

Возглавлявший отряд Давид ночной оптики не имел – шел медленно, наугад выбирая дорогу. Метрах в пятистах от места последней остановки он наткнулся на Гурама. Тот сказал что-то по-грузински и исчез в темноте – верно присоединился к наблюдавшему за русскими Вахтангу.

– Отдыхаем, – распорядился Давид. – Русские пока на привале. Отдохнем и мы…

Воины снова побросали наземь поклажу, приготовились ждать…

Подойдя ближе, Касаев споткнулся обо что-то мягкое. Присев на колени, нащупал тела двух убитых людей. Темнота не позволяла разобрать ни возраста, ни национальности. Одноглазый достал из кармана маленький фонарь с подсевшими, еле живыми батарейками; включил его, направил слабый луч света на лицо ближайшего человека и… отпрянул. Перед ним лежал юный Ваха. С забинтованной головой, в обнимку с автоматом, в котором даже не было магазина…

Усман сел возле мальчишки, который, бывало, своим бесшабашным поведением жутко напоминал ему своенравного старшего сына. Точно боясь чего-то, осторожно провел ладонью под полой простреленной куртки; почувствовал липкую влагу. Ваха уже не дышал; тело быстро отдавало последнее тепло…

– Ты знал его? – спросил Хамзат.

Одноглазый молчал.