Изменить размер шрифта - +
Попыталась разжать мысленный кулак, чтобы маленькие незаметные пальчики смогли пощупать мир вокруг.

Пульс зашкаливал, сердце подпрыгнуло до горла. Ничего не получается.

Перестань. Ты просто устала. Одному богу известно, как я измотана. Но я была словно слепая. Я никогда не осознавала, насколько мой «дар» поддерживал каждую мою мысль, закипая, вспениваясь и открывая суть вещей.

Он исчез. И я ослепла. Как же тошно теперь.

Я поняла, что могу встать на ноги. Дибс еще держал меня. Я ощущала его горячее тело. От него пахло не как от волка — холодной шерстью и опасностью, — а как от обычного парня.

Это и означает быть нормальным? Я снова задрожала. Деревья вокруг будто мертвые. Туман плоский. Грейвс и все остальные тоже…

Нет, стойте. Грейвс как раз нормальный. С лихорадочным румянцем на щеках он смотрел на того парня горящими зелеными глазами. В полуазиатском лице сейчас было больше ястребиного, чем человеческого. Ну, а в остальном — обычный парень, только неопрятный: плащ замызган грязью, волосы всклокочены. Его противник опустил глаза, и тут мне в грудь словно ударило что-то горячее. Грейвс не отрывал от него взгляда, пока тот не присел на землю, будто взгляд зеленых глаз давил непосильным грузом.

Мне казалось, что передо мной кадры из фильма, который я смотрела поздно ночью в том странном мотельчике на окраине крошечного городка Завалла в Техасе. По спутниковому каналу шла передача из серии «Жизнь животных» про волчьи стаи. Там объяснялось, как более слабый самец может сдаться или уступить более сильному, чтобы не быть убитым. Потасовки с рычанием и визгом — это в порядке вещей, но убивать всех, кто стремится забраться выше по иерархической лестнице, неразумно с точки зрения эволюции.

Я моргнула. В уголках глаз скопилась грязь. Грейвс и в самом деле был будто единственной трехмерной фигурой на поляне. Даже с растрепанными волосами и в грязном плаще он выглядел… не знаю… Цельным. Вселяющим уверенность. Словно он тот последний кусочек головоломки, который скрепляет собой весь мир.

Я осторожно вдохнула, боясь снова почуять запах дыма, поднимавшегося с земли, или опасности, витавшей в воздухе. Но вокруг не пахло ничем. Как будто мир отмыли, и он перестал быть реальным.

Но в груди ощущалось тепло. Это успокаивало.

— Так, — наконец, сказал Грейвс, — кто-нибудь еще желает меня позлить? Еще кто-нибудь выступает за демократию? — Я громко сглотнула, но никто не обратил внимания. Выпрямившись, Грейвс медленно обходил круг, оглядывая всех по очереди. — Мы стая.

Закончив обход, он остановился перед противником. Где-нибудь в другом месте это смотрелось бы дико, но здесь, в затянутых туманом лесах, казалось нормальным. Ну, если не нормальным, то естественным. Было ощущение, что Грейвс здесь свой, весь в грязи и ожогах, с горящими глазами и в натянутом на окрепших плечах плаще. В нем говорила сущность лупгару, сотворившая все эти перевоплощения с худым забитым мальчиком-готом, который совсем недавно прятался по углам обычной школы.

Он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Мы стая. Мы никого не бросаем. Нас всех когда-то бросали, но мы никогда не поступим так же. Может быть, кто-то не понял?

Бежали секунды. Напряжение спало, но Грейвс наклонил голову. Несколько ребят выпрямились, а черноволосый противник Грейвса удивленно вздрогнул.

— Ты слышишь? — прошептал Дибс. Или он такой горячий, или у меня кожа ледяная. — Вертолеты. Опять.

— А вдруг это из Братства? — предположил кто-то. — В смысле, за нами?

— Слишком поздно, — пробормотал черноволосый. — Питер, — наконец, выдал уставший мозг. — Его зовут Питер.

Грейвс потер подбородок длинными пальцами.

Быстрый переход