Пустота внутри меня стала сокращаться.

Я хотел кое-что у тебя одолжить… Оно к тебе вернется, вот увидишь.

Я не спрашивала, где Кристоф. Я была слишком занята тем, чтобы держаться прямо. Если совсем честно, то не хотела знать. По крайней мере, пока сердце бьется болезненно и часто. Пока мир похож на бумажную аппликацию, а внутри меня, там, где обитал мой «дар», зияла пустота. И пока я напугана, голодна и пахну дымом.

Как приятно прижаться к Грейвсу и вдыхать аромат шампуня — его еще можно было учуять сквозь запахи леса, дыма и здорового парня, которому не мешало бы сходить в душ.

Поддерживая друг друга, мы вошли в странный туман. И исчезли, как привидения.

Глава 23

Лес превратился в загадочную, полную опасностей страну чудес, где на каждом шагу обманщики и предатели. Стало теплее, деревья проносились мимо все в капельках влаги. Вертолеты приближались, кружили над нами какое-то время, но затихали, когда мы спускались по лесистым склонам, перескакивали через узкие ручьи, в которых под прозрачной ледяной коркой текла темная вода, и с трудом тащились по скользкой грязи.

— Хотя бы дождя нет, — обронил кто-то.

В ответ послышался смешок:

— Дампир, — будто этим все объяснялось.

Может, и так. Как Кристоф это делает?

Я цеплялась за Грейвса, и вдруг осознала, что туман — или тот, кто прячется за скрывающей нас завесой влаги, — наблюдает за нами.

Если бы я не была такой уставшей и измотанной, я, наверное, поняла бы это раньше. Пустота внутри постепенно заполнялась, мир вокруг вновь обретал трехмерность, и я разглядела лица, изучавшие нас с той стороны плотного тумана. Худые, вытянутые лица — неясно, мужские или женские, — глубоко посаженные горящие глаза и разинутые клыкастые рты.

После полудня стало еще хуже. Я то и дело моргала, но лица не исчезали. Я уже могла идти сама, хотя и пошатываясь. Шепотом посовещались, что делать с кислородным баллоном, но я закинула его на плечо и понесла сама. «Не оставлять следов!» — вот первое правило, когда находишься на вражеской территории.

У Боу — подвижного, стройного, рыжеволосого парня — оказался с собой пакетик вяленого мяса, которое мы разделили поровну во время очередной остановки. Каждому достался маленький кусочек, и мы двинулись дальше, пережевывая на ходу. От соленого мяса в опаленном горле саднило, но у кого-то нашлись бутылки с водой, и мы все отпили по глоточку-другому. От влаги мясо превратилось в соленую гадкую массу, но я все равно жевала и жевала — слишком была голодна.

Грейвс поддерживал меня до тех пор, пока я не смогла идти сама. Впрочем, меня так шатало, что он все равно взял меня за руку — его теплые пальцы переплелись с моими, холодными и мокрыми. На долю секунды мне стало стыдно, но тут меня снова качнуло, и я обо всем забыла. Я никак не могла установить связи с плоским, двухмерным миром. Я так устала. Голова была словно тыква на палке. Но мне стало лучше, когда Грейвс взял меня за руку.

Лица множились. Чем лучше я себя чувствовала и чем привычнее становился мир вокруг, тем ближе они придвигались и смотрели на меня, открыв рты. Некоторые шевелили губами, другие исчезали за пеленой тумана — прочь от полуденного солнца.

Привычнее… Почему я ощущаю себя в своей тарелке только тогда, когда надвигается опасность?

— Туман редеет, — заметил Питер.

Это привлекло внимание Спиннинга. Он резко втянул в себя воздух и приподнял косматую голову. Хотя свежая кровь на его щеках успела запечься, он все еще походил на только что ожившего мертвеца. Лицо покрывали огромные синяки, один глаз сильно распух и почти закрылся. Глаза засияли — пустые белки из-под отекших век остались в прошлом.