Она самая интересная из всех. Более точного определения ему найти не удалось.
— Это плохо кончится, — пробормотал андат.
— Еще ничего не началось. Разве бывает конец без начала?
Размягченный Камень снова вздохнул. Семай поднялся и одернул одежды, чтобы расправить складки. Музыка замолчала. Кто-то в толпе визгливо рассмеялся.
— Как закончишь, возвращайся, продолжим нашу беседу.
Не вслушиваясь в терпеливый голос андата, Семай шагнул вперед, на свет. Тростниковый орган издал аккорд в тот самый миг, когда он оказался рядом с Идаан. Девушка обернулась — с досадой, которая перешла в удивление, а потом в радость.
— Идаан-тя, — начал Семай, выражая подчеркнуто вежливым «тя» больше, чем слишком интимным «кя», — я уже думал, что вас не будет!
— Я и не хотела приходить, — ответила она. — Не ожидала найти здесь вас.
Орган задал ритм, барабаны его подхватили. Начался новый танец. Семай протянул руку. Через миг, который показался Семаю тысячью лет, Идаан ее коснулась. Музыка заиграла по-настоящему, и Семай закружил Идаан, провел под своей рукой, а потом Идаан закружила его. Мелодия была быстрая и зажигательная, ритм напоминал разгоряченное биение сердца. Кругом все улыбались, хотя и не Семаю. Идаан смеялась, и он подхватывал ее смех. Каменные плиты под ногами эхом отражали песню, посылали ее в небо.
Когда пары встали друг к другу лицом, Семай увидел на щеках Идаан румянец и понял, что краснеет сам. Музыка снова увлекла их за собой.
Вдруг кто-то вырвал Семая за локоть из вихря танца и вложил в руки что-то круглое и твердое. Мужской голос настойчиво прошептал ему на ухо:
— Подержи!
Семай ошарашенно заколебался — и упустил миг. Он оказался один в толпе, с пустой пиалой в руках — край еще мокрый от вина, — а Адра Ваунёги повел Идаан Мати по фигурам и поворотам танца. Пара удалилась от него, бросила позади. Семай почувствовал, что румянец, заливший его щеки, стал ярче. Он отвернулся, пробрался через танцующих и отдал пиалу слуге.
— Он ее любовник, — утешил его андат, — все это знают.
— Я не знаю, — возразил Семай.
— Вот я сказал.
— Ты многое мне говоришь. Я не обязан соглашаться.
— Не стоит делать то, что ты задумал, — произнес Размягченный Камень.
Семай посмотрел в спокойные серые глаза андата и с вызовом задрал подбородок, хотя и понимал, что тот прав. Это глупо, подло и мелочно. Адра Ваунёги в какой-то мере тоже был прав. Если подумать, легкое унижение — небольшая плата за явные знаки внимания чужой женщине.
С другой стороны…
Андат медленно кивнул и повернулся к танцорам. Найти Идаан и Адру было несложно. Издали Семай плохо различал их лица, но с удовольствием представил, что она хмурится. Впрочем, это не имело значения. Семай сосредоточился на Адре, на том, как его ноги движутся в такт барабанам, в то время как Идаан танцует под флейту. Семай мысленно раздвоился, осознавая и собственное тело, и бурю у себя в голове. В этот миг он был обоими — единой сущностью с двумя телами и вечной борьбой в душе. А потом, как раз когда Адра перенес вес тела на одну ногу, Семай сделал мысленный выпад. Гладкая плита подалась, камень стал жижей. Адра споткнулся и сел прямо на собственный зад, неуклюже растопырив ноги. Семай подождал, пока камень не затвердеет снова, и позволил уму вернуться в обычное состояние. Буря — Размягченный Камень — стала сильнее и ощутимее, будто вспухшая кожа вокруг царапины. Однако Семай знал: как и припухлость, буря вскоре сойдет на нет.
— Пойдем, — сказал Семай, — пока я совсем не расшалился.
Андат не ответил, и Семай двинулся впереди него по темному саду. |