Изменить размер шрифта - +
Повсюду царила радость, только не в душе Идаан. Весь оставшийся день она ходила от пира к пиру, от празднества к празднеству, стараясь, чтобы никто ее не тронул и не толкнул, будто она хрупкая куколка из сахарной ваты. Лишь когда солнце зависло в трех ладонях над западными горами, Идаан увидела долгожданное лицо.

Семай и Размягченный Камень сидели на поляне с дюжиной утхайемских детей. Мальчики и девочки устроились на траве, не думая, что на локтях и подолах шелковых халатов будут зеленые пятна, а трое рабов показывали им кукольное представление. Артисты визжали, свистели и пели, куклы прыгали и падали, колотили друг дружку и убегали. Дети хохотали. Сам Семай лежал на траве, как все. Две девочки отважно устроились на широких коленях Размягченного Камня и обняли друг дружку. Андат снисходительно улыбался.

Заметив Идаан, Семай тут же вскочил и подошел к ней. Она привычно улыбнулась и изобразила приветствие — в сотый раз с утра. Он первым заметил, что кроется за ее жестами и улыбкой.

— Что случилось?

Его глаза были такими же темными, как у Адры, но ласковыми. Молодыми. В них еще не было ни ненависти, ни боли. Или ей просто хотелось, чтобы не было.

Губы Идаан дрогнули.

— Ничего.

Семай взял ее за руку. Их могли увидеть — уж дети видели точно, — но он взял ее за руку, а она ему позволила.

— Что случилось? — Он понизил голос и подошел еще ближе.

Идаан покачала головой.

— Мой отец скоро умрет. — Ее голос сорвался. Губы ослабели и не слушались. — Мой отец умрет, а я ничего не могу сделать. Не могу этому помешать. А от слез мне легче, только если я рядом с тобой. Разве не странно?

 

8

 

Семай ехал по широкой тропе, зигзагом поднимавшейся в гору. Вскоре тропа повернула к рудоспуску, и поэт увидел прочные перекладины и балки, по которым руду доставляли из шахты к подножию. На юге остались башни Мати, издали похожие на заросли тростника.

Жарило полуденное солнце, и у Семая болела голова.

— Мы очень признательны, что вы нас посетили, Семай-тя, — повторил горный мастер. — Мы думали, что в честь приезда нового хая все горожане отложили дела!

Семай не стал принимать ответную позу: благодарность мастера после многократных повторений выглядела неискренне, — а лишь кратко кивнул и направил лошадь за следующий поворот.

Их было шестеро: Семай, Размягченный Камень, старший мастер шахты, распорядитель с рисунками и договорами в кожаной сумке и двое слуг, которые несли воду и пищу. Обычно на подобные события собиралось раза в два больше. Семай спросил себя, много ли горняков будет в забое, а потом решил, что ему все равно.

Они вышли еще до рассвета, чтобы вовремя добраться до рудника Радаани. Все было оговорено за несколько недель, а сдвинуть время встречи в таких делах не проще, чем камень. Правда, бывают и лавины, когда камни тысячами катятся на город — но катятся вниз. Чтобы поднять усталого и тяжелого поэта вверх по склону, нужна невероятная мощь.

От этих бессвязных мыслей что-то дрогнуло в уме поэта — будто внимание само собой передвинулось, или без его ведома выросла третья рука.

— Хватит! — резко произнес Семай.

Распорядитель и мастер замерли. Семай даже не сразу понял, что их смутило.

— Я не вам, — он жестом указал на Размягченного Камня, — а ему. Прикидывает, что нужно, чтобы начать лавину.

— Я упражнялся! — с неискренней обидой пробасил андат. — Это же понарошку!

Мастер покосился на склон с таким выражением лица, что Семай решил: наконец поток лживых благодарностей иссякнет. Он почувствовал укол злорадства и тут же заметил, что губы андата еле заметно растянулись.

Быстрый переход