Крохотную, почти без мебели – только односпальная кровать и небольшой платяной шкаф, – комнатушку освещал бледный лунный свет, просачивавшийся сквозь стекло. Даниэль подбежал к окну, нагнувшись, втиснулся в узкую оконную нишу и схватился за шпингалет. Эти окна, судя по всему, открывали очень редко, а то и вовсе никогда. Напрягая все силы, он тем не менее сумел открыть одну створку, затем вторую.

Холодный ночной воздух хлынул внутрь, а Даниэль высунул голову наружу и убедился в том, что нисколько не ошибся, когда несколько дней назад изучал здание. Окно открывалось прямо на крутой скат залитой битумом крыши, которая почти отвесно спускалась футов на десять к парапету. Высокий парапет из резного камня должен был надежно скрыть его от взглядов прохожих, которым случится в этот час оказаться на улице. По крайней мере, пока он будет продвигаться по крыше этого здания. Соседние дома, построенные в других вариантах стиля Второй империи, не имели подобных ограждений. Что ж, придется использовать любое прикрытие, которое подвернется.

Битум на крыше пошел пузырями и сделался неровным, несколько десятков лет нагреваясь на летней жаре. А сейчас он был присыпан снегом, прихваченным кое-где льдом. Все это было предательски ненадежным.

Прежде всего ему следовало подняться на ноги, что будет нелегко, так как вечерний костюм заметно сковывал движения. Да и ботинки на каучуковой подошве, прекрасно подходившие для того, чтобы неслышно пробираться по дому, мало подходили для лазания по крышам. Дело предстояло нелегкое.

Ухватившись за верх оконной рамы, он сел на край подоконника и спустил ноги за окно. Коснувшись крыши, его ботинки скользнули по льду. Однако он не выпустил раму, а висел, держась за нее. Он тер поверхность крыши подошвами ботинок, пока не почувствовал, что очистил ото льда достаточно места, чтобы получить хотя бы небольшую опору.

Но все равно он не мог доверять крыше настолько, чтобы рискнуть выпустить окно. Слева, в нескольких футах от окна, торчала высокая кирпичная дымовая труба. Даниэль выпустил правую руку и качнулся, держась левой и опираясь на левую ногу, как на иголку циркуля, чтобы дотянуться до трубы, не выпуская раму.

Кирпич оказался на ощупь холодным и щербатым. Впрочем, эта щербатость пришлась очень кстати. Цемент между кирпичами был очень старым и крошился так, что Даниэль смог ухватиться за щель кончиками пальцев и повиснуть на руке. Все его тело напряглось, точно распределяя вес, кончики пальцев держались за трубу достаточно крепко для того, чтобы выпустить раму и перебросить левую руку к трубе. Еще миг – и он держался за трубу обеими руками.

Он снова принялся тщательно расчищать ногами крышу и вскоре получил крошечный пятачок, на котором можно было надежно стоять. Теперь он находился достаточно близко к дымоходу, чтобы использовать какое-то подобие альпинистского хвата. Руки и плечи Даниэля были очень сильны, и ему потребовалась вся сила, чтобы держаться за кирпичи, шаркая ногами по битуму, пока он не нашел следующую точку опоры.

Он слышал, что в прошлом столетии воры частенько путешествовали таким образом из особняка в особняк. Он сам несколько раз проделывал такие штуки и знал, что на деле это гораздо труднее, чем кажется со стороны. К тому же он сомневался, что в старину мог найтись хоть один настолько безумный или не дорожащий собственной жизнью вор, который стал бы зимой карабкаться по покрытым снегом и льдом парижским крышам.

Даниэль отполз на несколько футов от трубы, пока не добрался до низенького кирпичного барьера, отделявшего эту крышу от соседней. Следующая крыша, как он обнаружил с величайшим облегчением, была покрыта не битумом, а глиняной черепицей. Плитки могли быть скользкими ото льда, но их неровная поверхность в любом случае обеспечит некоторую опору.