В кабинете генерального секретаря Тараки ждали четверо. Пожилой, обстоятельный как бухгалтер Ростислав Александрович Ульяновский, заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС по восточному направлению, невысокий, согбенный, старый Михаил Андреевич Суслов, секретарь ЦК по идеологии, сильно постаревший и осунувшийся. Не было Бориса Николаевича Пономарева, заведующего Международным сектором ЦК КПСС. На своем месте во главе стола сидел Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, а рядом с Сусловым и Ульяновским сидел еще один человек, которого Тараки видел, но лично не знал. Полноватый, средних лет, в больших очках в роговой оправе — от линз очков глаза казались как будто навыкате. Взгляд… неприятный, немигающий, возможно он такой из-за неудачно подобранных очков…

Брежнев единственный из присутствующих встал навстречу, как это было принято, обнялись и поцеловались. С Ульяновским поздоровались за руку, остальные лишь молча кивнули…

Тараки сел за стол, с одной стороны все стулья были свободными, все советские сидели с левой стороны стола. Рядом молча сел переводчик, советский. Тишину разорвал астматический, задыхающийся, скрипучий голос Суслова.

— Товарищ генеральный секретарь, мы рады видеть вас в Москве в добром здравии…

В голосе Суслова послышалось нечто вроде иронии, возможно, она была связана с тем, что Тараки находился в Москве пролетом из Гаваны, где он участвовал в так называемом "съезде неприсоединившихся государств". Была в те времена такая организация и страны, входившие в нее, на словах не входили ни в один из лагерей, ни в социалистический, ни в капиталистический. Большей частью, "неприсоединившиеся" шли все-таки по пути социализма, но имели серьезные разногласия с Москвой в части либо политики, либо экономики. Ярким примером и лидером "неприсоединившихся" была тогда еще единая Югославия. Когда Тараки собрался полететь в Гавану, многие уговаривали его не делать этого, частично чтобы не дразнить Москву, частично потому что покидать страну и оставлять все хозяйство на Амина было уже опасно. Тараки вопреки уговорам поехал, однако только в качестве наблюдателя, Афганистан в движение "неприсоединившихся" не вступил…

— Я рад приветствовать советских товарищей… — сказал на своем родном языке Тараки, переводчик перевел.

И молчание… Обе стороны не знали, как дальше продолжать разговор.

— Товарищ Нур… — начал Брежнев — ты нас извини, что так встретили, просто вопрос срочный возник. И тебя мы пригласили, чтобы обсудить… нездоровые тенденции, проявляющиеся в последнее время в Афганистане. А тенденции и впрямь нездоровые, мне вот, например товарищ Иванов докладывал… недавно. Ты послушай его, и обсудим, как дальше быть…

Товарищ Иванов, тот самый, незнакомый, раскрыл лежавшую перед ним красную папку.

— Товарищи — тихим, невзрачным голосом начал он — тенденции которые мы в последнее время отслеживаем в аспектах внутренней политики Афганистана представляются нам все более угрожающими. Так, раскол в Народно-демократической партии Афганистана, на недопустимость которого мы неоднократно указывали Вам, товарищ Тараки, не преодолен до сих пор, более того — он продолжает углубляться. Партийные лидеры Афганистана, вместо того чтобы заниматься партийным и государственным строительством, постоянно ведут различные интриги друг против друга, сознательно раскалывают партию на своих сторонников и противников. Вместо курса на строительство социалистического общества, первого в истории Афганистана, они берут курс на укрепление личной власти.