Изменить размер шрифта - +
Он вез Тьерри в Лас‑Вегас, в его дворец с белыми стенами и пальмами, с прозрачными голубыми фонтанами и мозаичными террасами, с комнатами, полными картин, и статуй, и редкой музейной мебели… Там было все, чего только можно пожелать.

Тьерри прикрыл глаза и откинулся на темно‑красную подушку, пытаясь забыться.

– Как там на Гавайях, сэр? – донесся с переднего сиденья голос водителя.

Тьерри открыл глаза. Нильсон – хороший водитель. Ему, должно быть, лет девятнадцать, примерно столько же, сколько и Тьерри. Волосы убраны сзади в аккуратный пучок, глаза скрыты под темными очками, несмотря на ночное время. Всегда сдержанный, всегда осмотрительный.

– Влажно, Нильсон, – тихо ответил Тьерри, глядя в окно. – На Гавайях было очень… влажно.

– И вы не нашли то, что искали?

– Нет. Я не нашел то, что искал… снова.

– Сожалею, сэр.

– Спасибо, Нильсон.

Тьерри пытался не глядеть на свое отражение в оконном стекле. Ему было не по себе: оттуда на него смотрел молодой человек с серебристыми волосами и усталыми, мудрыми, древними глазами. У него был такой задумчивый вид… такой потерянный и печальный.

«Наверное, так и должен выглядеть тот, кто все время ищет что‑то и не может найти», – подумал Тьерри.

Он решительно отвернулся от окна.

– Все здесь шло как надо, пока меня не было? – спросил он, доставая сотовый телефон.

«Работа. Работа всегда помогает. Загрузи себя полностью, не думай ни о чем другом, а главное – поменьше занимайся собой».

– Думаю, превосходно, сэр. Мистер Джеймс и мисс Поппи вернулись.

– Это хорошо. Они проведут следующее собрание Рассветного Круга.

Палец Тьерри застыл над кнопкой телефона. Кому же позвонить? Кому позвонить в первую очередь?

И тут телефон запищал.

Тьерри нажал на «прием» и приложил трубку к уху:

– Тьерри слушает.

– Сэр? Это я, Люпа. Вы меня слышите?

Шли помехи, и слышимость была отвратительной. Но Тьерри расслышал усталость, звучавшую в голосе его собеседницы.

– Люпа? У тебя все в порядке?

– Сэр, я вступила в бой. Меня немного потрепали. – Она негромко хихикнула. – Но вы бы посмотрели на того волка!

Тьерри потянулся за записной книжкой в кожаном переплете и ручкой с золотым пером:

– Это не смешно, Люпа. Тебе не следовало драться.

– Я знаю, сэр, но…

– Ты должна держать себя в руках.

– Да, сэр, но…

– Скажи мне, где ты находишься, за тобой заедут. Отвезут к врачу.

Тьерри попытался привычно черкнуть в блокноте. Но чернила кончились. Он с недоверием уставился на кончик пера.

– Ну вот, покупаешь ручку за восемь сотен долларов, а она не пишет, – пробормотал он.

– Сэр, вы не слушаете меня. Вы не понимаете. Я нашла ее.

Взгляд Тьерри замер на ручке, на длинных пальцах, сжимающих толстый золотой цилиндр… Он уже знал: этот момент навсегда останется в его памяти, будет выжжен в ней раскаленным клеймом.

– Вы слышите меня, сэр? Я нашла ее.

Наконец Тьерри снова обрел дар речи, но голос его прозвучал сдержанно и даже сухо:

– Ты уверена?

– Да! Да, сэр. Я уверена. У нее есть отметина и все остальное. Ее зовут Ханна Сноу.

Тьерри потянулся через переднее сиденье, железной хваткой вцепился в удивленного Нильсона и тихо‑тихо прошептал ему на ухо:

– У тебя есть карандаш?

– Карандаш?

– Что‑нибудь, чем можно писать, Нильсон. Инструмент, которым пишут на бумаге. У тебя есть это? Быстро, потому что, если я не успею записать, ты уволен.

Быстрый переход