…Адский коктейль действительно помог: Настя опустилась на подушки – и вдруг заснула. Заснула очень быстро.

Однако ни валерьянка, ни коньяк не спасли ее от кошмара.

Приснилось ей болото – темно-зеленая жижа с сальной кромкой. И засохшие, страшные ели по берегам. И равнодушные глаза лягушек и птиц: твари лениво наблюдали за Настей. А она… Она стоит в середине болота и не может сделать ни шага. Только чувствует, как ледяная вода обжигает щиколотки и, чавкая, затягивает ее все глубже…

Настя пытается вырваться – но болото вцепилось в нее насмерть. Пытается кричать – но только зря вспугивает тишину.

И мрачному лесу на границе болота нет никакого дела до ее крика…

Безумный, тягостный сон: вот она по колени в ледяной, страшной воде… По пояс… По грудь… И жуткая мысль – «Сейчас я умру!» – уже не вызывает у нее никаких эмоций.

«Проснуться! Проснуться! Проснуться!» – приказывает себе Настя.

Но вода только все сильнее сдавливает легкие, а на губах уже появляется болотный привкус.

«Сеня!» – бесполезно кричит она и тянет вверх руки в тщетной надежде встретить его крепкую ладонь…

Воздуха не хватает.

– Нет! – умирая, кричит Настя.

И чувствует, как ее подхватывают сильные руки…

Она успевает облегченно подумать: «Все, я проснулась!»

И радостно открывает глаза.

Но… Но она снова оказывается во сне.

В том же сне. Только уже не в болоте, а на поляне.

Под равнодушными елями.

Вся мокрая – аж тело от холода сводит! – но живая.

Она лежит на жухлой траве и яростно втягивает воздух. А рядом, вполоборота к ней, стоит мужская фигура.

– Сеня… – шепчет Настя. – Обними меня…

Человек оборачивается, и она видит: это вовсе не Сеня, а его дед.

Дед Николай. Но он же умер! Умер давно!

Дед, кажется, умеет читать ее мысли.

Он присаживается рядом – глаза у него грустные.

– Да, Настя, я умер. Но ты не бойся… – И неожиданно залихватски подмигивает ей: – Видишь, я еще на что-то гожусь! Успел тебя вытащить. Как тебя в болото-то занесло?

Настя шмыгнула носом:

– Сенька…

А при чем здесь Сенька – и сама не поняла.

Но дед, видно, что-то понял. Кивнул:

– Ладно. С Арсением мы еще поговорим. (А о чем поговорим – непонятно.) Сама-то ты как?

– Плохо, – жалуется Настя. – С мамой беда…

– Знаю, – вздыхает дед.

И смотрит на нее – внимательно, испытующе. Мертвые так смотреть не умеют. Насте кажется, что она растворяется в его цепких, глубоких глазах… Они одновременно и изучают ее, и подбадривают, и лечат…

– Мне тяжело, деда, – бормочет она. – Очень жаль ее! И я не знаю, что делать… что делать… А Сеня, кажется, даже рад. Рад, что все так удачно складывается…

– Но его же можно понять, правда? – говорит дед. – После всего, что сделала с ним твоя матушка…

– Можно, – соглашается Настя. – Но она ведь – моя мать! И я не могу все так просто оставить…

– Не оставляй, – пожимает плечами дед.

– А ты… ты знаешь, что мне делать?

Тот усмехается:

– Знаю.

И тут Настя просыпается.

И на лице ее – играет улыбка.

Она – в своей постели. А рядом – Сенька.

…Сенька – который уже не спал – немедленно потянулся обниматься.