Обвил ее руками-ногами, зашептал:

– Ну, доброе утро! Принцесса моя! Царевна! Что-то хорошее снилось, да?

– С чего ты решил?

– А ты улыбалась! Я уже полчаса за тобой наблюдаю.

Настя хотела сказать – в сотый раз! – что ей не нравится, что он подглядывает за ней спящей. Но промолчала: все равно Сеньку не переделаешь. Ладно уж. Пусть подглядывает.

– Снилась мне полная ерунда, – честно сказала Настя. – Я тонула в болоте и почти утонула. А когда уже начала задыхаться, меня твой дед спас. Николай Арсеньевич.

– Да ты что! – живо отреагировал Сеня. – И мне сегодня тоже дед снился! Надо же!… Вот совпадение!…

Настя не удивилась:

– Да, он мне обещал.

– Что обещал? – не понял Арсений. – Кто?

– Дед твой обещал. Что он с тобой поговорит.

– Но он со мной ни о чем не говорил!… Мы с ним просто на рыбалку ходили. На катрана.

Настю как пружиной подбросило – Сеня даже отпрянул, заворчал:

– Тебя что, клоп укусил?

– Сам ты клоп! Тетрадка! Где тетрадка?!

– О господи, да что с тобой? Какая еще тетрадка?

– Дедова. Николая Арсеньича. С его рецептами.

– В чемодане, наверно.

Настя уже выпрыгнула из кровати, понеслась в коридор. На пороге чуть не сшибла сынулю – малыш шел к ним в комнату: любил по утрам понежиться в постели между мамой и папой.

– Мама! – кинулся к ней Николенька. – Ты куда?

Она быстро чмокнула его в теплую со сна макушку:

– На антресоли!

И помчалась на кухню за табуреткой.

Настя воспользовалась правом «библиотечного дня» и на работу не пошла. Сенька тоже остался дома: «Отписываться буду!» Они вместе отвели Николеньку в садик и вернулись в квартиру.

Настя даже новый кофе варить не стала – отправилась в спальню и немедленно уткнулась в тетрадку Николая Арсеньевича. Ту самую тетрадь, в которую дед записывал результаты своих экспериментов. Результаты лечения онкологических больных настоем из катрана.

– Не поймешь ты там ничего! – тоскливо сказал Сенька. – Ты же не врач!

– Пойму, – отрезала Настя.

Она, по правде говоря, ждала, что Сенька вместе с ней посидит над тетрадкой. Поможет расшифровать дедовы каракули.

Но он ей помощи не предложил, а просить она не стала. И пришлось самостоятельно продираться сквозь непонятный, типично врачебный почерк.

Настя действительно разбирала мало. То и дело натыкалась на непонятные термины – а иногда дед и вовсе переходил на латынь.

Без труда ей давались только начала абзацев: «Больной К. (З., Ю., Т…) поступил в стационар с жалобами на…» Далее шел темный лес. Симптомы, синдромы, непонятные Насте показатели.

«Ладно, – думала она. – Главное – врубиться. Достоевского я тоже не сразу поняла».

Сеня ее не трогал. Навис над своей печатной машинкой. Только по клавишам не стучал: кажется, думал о чем-то своем.

Наконец решился. Пришел в спальню, сел на краешек кровати. Сказал – медленно, словно бы подбирая слова:

– Настя… Рак неизлечим.

Она ответила мгновенно: в дедовой тетрадке как раз нашлась подходящая цитата:

«Официальная онкология декларирует тезис: есть три кита борьбы с раком – хирургия, химиотерапия и лучевая терапия. И не надо больше ничего придумывать. Однако позволим себе оспорить данное утверждение…»

Она победоносно взглянула на мужа.

Сеня вздохнул:

– Дед имеет в виду начальные стадии рака.