Он думал теперь только о том, какой необычный клинок у него получается. К вечеру, однако, меч не был готов. И к следующему вечеру тоже. Прошла неделя, началась другая. И только к ее концу Ниун приступил к закалке. Накануне он попросил охотника из их селения убить для него вепря, и тот выполнил просьбу.
Что может быть лучше для закалки хорошего клинка, чем туша огромного жирного кабана? Воткнув в нее меч поглубже, Ниун облегченно вздохнул и пошел домой. Теперь можно немного и отдохнуть.
— Закончил? — поинтересовался старик.
Ниун важно кивнул.
— А как закалять будешь?
— Как всегда. В туше вепря.
— Напрасно ты не стал меня слушать, даже не дав договорить. Иранистанские клинки закаливают на ветру. Садятся верхом на коня и долго-долго скачут, пока клинок окончательно не остынет. Только вольный ветер может дать ему гибкость и прочность.
— В Иранистане, может, и скачут туда-обратно. А в Киммерии отродясь лошадей не было.
— Значит, надо взять меч в руку и бежать с ним, пока ноги несут. А упадешь от усталости, как хочешь, но снова вставай и беги. Иначе все твои труды напрасны,
— Ладно, отец, я устал. Твою сказку я дослушаю как-нибудь в другой раз. А завтра пойдешь со мной в кузницу и посмотришь, что у меня получилось.
На сей раз утром Ниун никуда не спешил. Он поздно встал, сходил на речку умыться, долго и с удовольствием завтракал, словно старался оттянуть тот миг, когда покажет старику необыкновенный меч и увидит изумление и восторг на лице своего учителя. Он хотел сполна насладиться своей победой. Он так тянул время, что даже Маев спросила:
— Ты разве не пойдешь сегодня в кузницу?
Ниун строго взглянул на жену, нахмурился, как будто хотел сказать ей что-то резкое, но потом передумал и встал с лавки.
— Пойдем, отец, — обратился он к старику. — Пора посмотреть, что там получилось.
Они вышли из дома, и Ниун решительно зашагал к кузнице. Однако на пороге он почему-то остановился:
— Отец, лучше будет, если ты сам вынешь клинок из туши. Это ведь ты учил меня, как его сделать.
— Учить-то учил, да не доучил, — вздохнул старик.
Он приблизился к туше и осторожно потянул за торчавшую из нее рукоять. Плавно выскользнувший клинок оказался на удивление легким. Когда они обтерли лезвие, на нем явно проступил странный волнистый рисунок.
— Вот видишь, все как говорил Покрав, — радостно улыбнулся Ниун, и из его груди вырвался вздох облегчения.
Старый кузнец оглядел клинок и покачал головой. Ему что-то не нравилось, но говорить об этом он ничего не стал, а только предложил Ниуну:
— Согни его. Колдун говорил, что клинок должен сгибаться в кольцо.
— Запросто! — воскликнул Ниун.
Он взял меч из рук старика и почти без усилий согнул тонкое лезвие. Оно легко поддалось, но так и осталось согнутым. На лице Ниуна отразилось отчаяние.
— Как же так, отец?
— Ты ведь не хотел меня слушать, сынок. Ну да ладно, не печалься. У тебя еще осталось железо, которое дал тебе колдун?
— Осталось.
— Его хватит еще на один меч?
— Да, вполне.
— Тогда тебе придется выслушать меня. На сей раз внимательно.
Старик говорил долго-долго, подробно объясняя своему нерадивому ученику, где и как тот ошибся. Ниун слушал, то бледнея, то заливаясь густой краской, то постанывая сквозь зубы.
Оказывается, он был не прав с самого начала. Солнце-то над пустыней не золотое, а белое, и пурпур — это вовсе не ярко-красный, а совсем другой цвет. Почему он был таким самоуверенным? И металл испортил, и старика обидел.
— Прости меня, отец. Прости, что я мог усомниться в тебе. |