Изменить размер шрифта - +

 

ГЛАВА 2

 

Вышли они на одной из планет Сферы Дайрона, Мальгин сразу узнал этот интересный объект, поражающий воображение масштабом строительства древних разумных существ, хозяев Сферы.

Представьте себе зернышко риса в центре надутого воздушного шарика и увеличьте его в триллион раз – зернышко превратится в звезду, а оболочка шарика – в сферу диаметром в триста миллионов километров, состоящую из мириад «песчинок»-астероидов размером в пятьдесят-сто километров. Астероиды эти ничем видимым не соединяются, но держатся каждый на своем месте, как бильярдный шар в лузе, касаясь боками шести соседних глыб.

С ночной поверхности планет Сферы – а их было три, вращавшихся по одной орбите, – оболочка кажется состоящей из светящейся рыбьей икры и создает эффект потрясающей светлой глубины с перламутровыми переливами. Смотреть на это небо можно не отрываясь и час и два.

– Красивое зрелище, – с неожиданной грустью сказал сзади Паломник. – Скоро оно станет недоступно путешественникам, орилоун здесь настолько дряхл, что вот-вот захлопнется.

Мальгин перевел взгляд с неба на недалекие черные «развалины» – таким издали казался вудволловый лес, названный так из-за сходства со стенами разрушенных и сгоревших земных зданий. Состоял он из теплокровных растений, то есть полурастений-полуживотных, форма которых являлась одной из чудес света. Затем внимание приковал океан, днем желто-янтарный, с искрящейся снежно-белой пеной, а ночью темно-коричневый, как смола, с янтарными искрами в глубине.

Дышалось здесь легко, атмосфера всех трех планет Сферы Дайсона на семьдесят процентов состояла из кислорода и на тридцать из азота, хотя изотопов эти газы содержали больше, чем земная атмосфера. Температура воздуха держалась ночью почти такая же, как и днем – около семнадцати градусов тепла.

– Посидим перед дорогой, – предложил Паломник.

Уселись на камень возле теплой стены ближайшего вудволла.

– Меня действительно многое интересует, – признался Мальгин. – От проблем общеглобальных вроде смысла бытия до совсем простых вроде моего личного счастья.

– Вряд ли я смогу ответить на все ваши вопросы, – улыбнулся Паломник. – Вы, люди, очень редкий тип существ, которым дано обнаружить проблематичность своего существования и ощутить всю неоднозначность бытия. Поэтому истина для вас многолика. Если я сообщу вам сейчас, каков был замысел вселенной, Большой Вселенной, вы не поверите. Честно говоря, я иногда тоже готов принять постулат, что смысл Вселенной – за пределами постижимого. Во всяком случае, для существ, бытие которых конечно. Рассуждать на эту тему можно долго, но вопрос: может ли ветвь постичь смысл всего дерева? – заставляет думать, а не спорить. Понимаете?

– Не могут понять жизнь в этом мире те, кто никогда не жил в нем, – пробормотал Мальгин.

– Очень точная формулировка! – Паломник был явно восхищен. – Ваша?

– Нет. Но принадлежит всему человечеству как наследство.

– И все же я не ошибся в вас. Когда-нибудь мы встретимся в другой обстановке и побеседуем более глубоко.

– Тогда позвольте задать вопросы попроще. В Галактике еще есть «серые дыры» или та, что открыл Шаламов, была единственной?

– К сожалению, она была единственной на все местное скопление галактик и связывала вашу Метавселенную с той, где родились Вершители.

– Почему захлопнулись орилоуны на Земле, Маате и на самом Орилоухе?

– От старости, мой друг, от старости. Эта ветвь-метро, соединяющая Галактику с другими, одна из самых древних, а ничто не вечно во Вселенной, кроме нее самой.

Быстрый переход