– Может быть, может быть… – не стал спорить голос.

    – А спаивать женщину паршивым грибным бульоном нечестно, – заметила Кора.

    – Этого я ему не приказывал. Это его личная инициатива.

    – Раз так, то сам виноват, – согласилась Кора. – Я сейчас буду вставать и одеваться. Вы как, отвернетесь или пойдете по своим делам?

    – У меня много неотложных дел, – не сразу отозвался голос. – Так что увидимся у меня завтра утром. А сейчас я советую тебе, Кора, отдыхать – уже вечер, а у тебя был трудный день.

    Раздался щелчок. В палате наступила гробовая тишина.

    Кора развернула и кинула в рот еще одну жвачку.

    Потом нажала на кнопку.

    Тут же подбежала сестра милосердия.

    – Я переезжаю в гостиницу, – сообщила Кора. – Где мой багаж?

    – Ваш багаж уже в гостинице. Машина у подъезда, – сообщила сестра.

    – Тогда я пошла!

    – Подождите, я принесу вам халат! – крикнула перепуганная сестра.

    – Хорошо, подожду, – сказала Кора и отвернулась, чтобы скрыть невольную улыбку.

    Первый разговор с императором Дуагимом ее удовлетворил.

    * * *

    В девять часов следующего утра выспавшаяся, свежая, розовощекая Кора вошла в кабинет императора Нью-Гельвеции Дуагима Первого.

    Была она одета легко, но просто – в тот самый сарафанчик, в котором она так недавно гуляла по полям в родной вологодской деревне. Правда, на шее красовалось скромное и бешено дорогое сапфировое ожерелье, и маленькая сапфировая же диадема скрывалась в пышных золотистых волосах.

    Император уже ждал ее. Поднявшись из-за стола, он направился строевым шагом навстречу гостье.

    – Кора! – воскликнул обладатель вчерашнего бесплотного голоса с фамильярностью, которая даже императорам дозволена лишь по отношению к старым знакомым. – Я мечтал увидеть тебя наяву.

    – Ну и как? – спросила Кора, поворачиваясь и покачивая бедрами, чтобы император мог оценить ее фигуру.

    – Чудесно, чудесно, высший класс!

    Император был точно такой же, как на голограмме у Милодара: рыжий, коренастый, низколобый, краснощекий и пузатый. Он был одет в странную для земного глаза смесь одеяний разных эпох. В его туалете уживались галстук-бабочка и пышное кружевное жабо, расшитые золотом шаровары и синий фрак, рукава которого заканчивались желтыми отворотами. В общем, император являл собой пирата, рожденного воображением пятилетнего ребенка.

    Под стать хозяину была и обстановка кабинета, увешанного гобеленами на военные темы, с высоким потолком, расписанным сценой средневекового сражения. Пол был выложен небольшими зеркалами, в щелях между которыми почему-то торчали пучки высохшей травы. На письменном столе были свалены кипы бумаг, некоторые из них пожелтели, видно, о них забыли еще за много лет до кончины предыдущего императора.

    Возле стола стояли друг против друга два кресла с вышитыми спинками. Вышивка изображала перекрещенные топоры, знакомый уже Коре символ заботников.

    – Садись, – сказал император, откровенно любуясь Корой. – В ногах правды нет, а нам надо с тобой серьезно поговорить.