Приподняв выщипанную бровь, Нхари‑дэр ждал продолжения: он понимал, что Ралидж представился не полностью. Не дождавшись, взял с блюда сливу и надкусил ее, давая понять, что не гнушается скромным угощением.

– Рад знакомству, почтенный Ралидж, – почти пропел он. – И с тобой я рад встретиться, Нурайна‑вэш.

– Нурайна‑шиу, – поправила грайанка. – Я не замужем.

В глазах гостя мелькнул огонек, но больше Нхари‑дэр ничем не выдал своего удивления. Будто так и было принято, чтобы незамужние красавицы разъезжали по чужим краям в сопровождении посторонних молодых людей.

– Рад это слышать, – сказал он приветливо, – потому что это облегчает мою задачу.

Вельможа обернулся к Ралиджу и теперь говорил только с ним:

– Был ли ты, почтеннейший, на представлении, в котором участвовала Нурайна‑шиу?

– Увы, не удалось…

– Ты много потерял. Она была грозна и прекрасна, как Дева‑Молния. Ее красота была столь совершенна и необычна, что привлекла высокое внимание Светоча… – Нхари‑дэр просиял ясной улыбкой доброго вестника. – Светоч в великой милости своей решил купить твою женщину и прислал меня договориться о цене.

Увидев вместо восторга на лицах собеседников смятение и досаду, вельможа встревожился:

– В чем дело? Неужели есть какое‑то препятствие? Скажи, – обернулся он к Нурайне, – не родила ли ты этому мужчине сына?

– Нет, – растерянно ответила Нурайна – и тут же мысленно обругала себя за грубый промах. Надо было скоренько признаться, что у нее целый выводок детишек от Ралиджа.

– Ну вот, – облегченно улыбнулся вельможа Ралиджу. – Если бы она была матерью твоего первенца‑сына, ты, конечно, не имел бы права продать ее…

Нарастающая злоба кружила Нурайне голову, мешая трезво оценить ситуацию. А мерзавец Ралидж, похоже, испытывал удовольствие от этой отвратительной сцены…

Женщина ошибалась. Хотя Ралидж и изобразил ответную улыбку, но в душе его тоже клокотала ярость. Он сам не отдавал себе отчета в том, что учтивый наррабанец вызвал в нем воспоминание о весеннем аршмирском дне и о всаднике‑Соколе, что пинком отшвырнул его, Орешка, с дороги, а потом за дерзкое слово приказал запороть насмерть. Эти двое не были схожи ни внешностью, ни манерами. Но общим было главное: хозяйское отношение к чужой жизни, спокойная уверенность в том, что с людьми можно делать все что угодно…

Забыв о правилах хорошего тона, Орешек откинулся на подушки.

– Купить Нурайну, да?.. Во сколько же Светоч оценивает это сокровище?

Вельможа раздраженно поджал губы. Ему не улыбалась перспектива торга с невоспитанным чужеземцем, и он решил сразу оглушить его щедростью (тем более что это никак не угрожало его собственному кошельку).

– Не спорю, эта женщина – сокровище, и плата за нее будет достойна ее совершенства. По обычаю, выкупом за девушку высокого происхождения или редких достоинств должны быть белые верблюдицы, самые благородные из живых существ, сотворенных богами для человека. За Нурайну Светоч ; даст десять этих ценных животных.

Сказал – и улыбнулся, готовясь скромно принять выражения благодарности.

Но реакция слушателей оказалась непредвиденной. Женщина побелела, как мраморная статуя, и вскинула руки к вискам, словно у нее заболела голова. А грайанец нагло ухмыльнулся:

– И это все? Десять горбатых уродин за невероятную, не повторимую женщину? Почтеннейший, я взываю если не к твоей щедрости, то хотя бы к здравому смыслу! Покажи мне хоть одного верблюда, который владел бы мечом так же искусно, как Нурайна! А что касается красоты, то и тут Нурайна смело поспорит с любым верблюдом, будь он хоть белый, хоть черный, хоть зеленый в крапинку! Вельможа опешил:

– Ты… ты смеешь насмехаться… оспаривать волю Светоча…

Орешек мельком взглянул на Нурайну и понял: сейчас она либо потеряет сознание, либо убьет кого‑нибудь.