Вопрос был чисто риторическим. Посмел бы кто‑нибудь усомниться в слове повелителя! Да после такого веского заявления даже старая шлюха смогла бы, как в юности, прицепить к своему имени слово «шиу». И никто не посмел бы возразить…

Нервное напряжение среди присутствующих ослабло. Кое‑кто начал громким шепотом, якобы только для слуха соседа, восхвалять мудрость и благородство правителя Наррабана. Нхари‑дэр уже хотел распорядиться, чтобы чужеземцев проводили к воротам дворца.

Но тут на всю комнату прозвучал яростный женский голос:

– Требую справедливости! – Нурайна сбросила маску скромницы и теперь пылала праведным гневом. – Если моя обида не будет смыта, я брошусь в храм Единого, упаду на ступени и буду кричать о возмездии!

Вельможи возмущенно завертели головами: что еще надо этой сумасшедшей?

– Чем ты недовольна, женщина? – кисло поинтересовался Светоч, которому очень не понравилось упоминание о храме Единого. – Разве я солгал? епп

– Повелитель сказал правду. Ни одна мужская рука не коснулась меня. И все же я подверглась чудовищному унижению… – Нурайна осеклась, глубоко вдохнула воздух и с истинно трагическими нотами в голосе произнесла: – Меня вынудили провести ночь на мужской половине дворца!

Присутствующие содрогнулись: какими бы лизоблюдами ни были придворные, все же они оставались наррабанцами, и слова оскорбленной женщины взметнули в их душах целый вихрь чувств…

Орешку было наплевать, где устроили на ночлег Нурайну – да хоть на конюшне! Но он был актером до мозга костей и не мог оставить без поддержки реплику партнерши.

Встав с сундука, Орешек сделал несколько шагов к Светочу и обвел присутствующих глазами, полными недоумения и боли.

Неужто правда то, что я услышал? – начал он негромко, сам не сразу поняв, что читает монолог из трагедии «Принцесса‑рабыня». Но неужели боги допустили столь гнусное попранье женской чести? И небосвод не рухнул? Не разверзлась Земля? Не хлынули на сушу волны, Разгневанные черным преступленьем?..

Он декламировал по‑грайански, но присутствующие его поняли – даже те, что не знали иного языка, кроме родного.

Светоч опешил, заморгал, опасливо попятился. Можно подумать, человек ни разу не был в театре!..

Громоздкие носилки из черного бархата, доставившие Нурайну во дворец, теперь удалялись от дворцовой площади, чуть покачивая под своим пыльным пологом двоих грайанцев.

Орешек негромко, чтобы не слышали носильщики, рассказывал о своих похождениях в подземелье. Нурайна слушала с интересом, но в то же время перебирала разложенные у себя на коленях украшения из редчайшего светлого янтаря, привезенные из далекого холодного Уртхавена. Ожерелье, серьги, браслет, повязка для волос – все это было подарено Светочем в возмещение ущерба, нанесенного ее достоинству.

Когда Орешек замолчал, Нурайна поднесла повязку к своим темным волосам:

– Ну, как?

– Красота! – искренне ответил Орешек. – А ты умница: вовремя завизжала о своей женской чести. Будет на что нанять корабль на обратном пути. А то остались бь мы с красивой наррабанской брехней о благородном поведении Светоча!

– Корабль на это можно даже купить, – поправила его Нурайна. – Но почему – «брехня»? Повелитель сказал чистую правду!

И раздраженно забарабанила пальчиками по рукояти Альджильена (разумеется, меч ей вернули, иначе она так просто не покинула бы дворец).

Орешек от изумления даже не сразу нашелся, что сказать (а это бывало с ним крайне редко).

– Вей‑о‑о! – завопил он наконец так, что невольники чуть не выронили рукояти носилок. – Что, серьезно? Похитил, привез во дворец – и не это самое… не покусился?.