Все насекомые, кроме разве что расы жуков-огневиков, опаляющих врага факелом горючих газов, боятся огня. Но в то же время любят тепло, поэтому ночью костер будет окружен кольцом врагов. Близко подойти они не должны рискнуть, сейчас всем хватает пищи… Только близость шатровиков беспокоила Альхейма. Как они отнесутся к теплому, светлому пятну на лугу? Удержит ли их страх в гнезде?

Стрекоза спикировала на него почти не слышно, лишь в последний момент гвардеец услышал шум раскрывающихся крыльев. Инстинктивно подкинув верх лезвие копья, Альхейм вслепую ударил хищницу прямо в грудь, оглушил, но цепкие лапы все же царапнули по бокам, раздирая форменную кожаную куртку Гвардии. Он повалился на траву, больше всего опасаясь попасть под твердые, прозрачные крылья, они могут острым краем запросто отсечь руку, а то и голову.

Стрекоза села, на миг замерла и тут же поднялась в воздух. Альхейм еще немного полежал на спине, выставив вверх копье и следя за ее полетом. Крупная, такие часто попадались на берегах Ронсы, такая дйствительно может унести взрослого человека. Но сначала откусит ему голову огромными толстыми жвалами. Враги, всюду враги.

Он опять подошел к воде, уже смелее запасся на ночь влагой. Для этого пришлось вытрясти всю муку из мешка, все равно ее осталось немного. Бурдюк остался в лагере, возле частокола, уже далкко отсюда… Там, где прошла таинственная Смерть. По словам Чважи, она там и осталась, надолго, почти навсегда. Что же это было?

- Не об этом надо думать, - внушил себе Альхейм. - Да вообще не надо думать. Нужно опять увидеть сон, и во сне понять, как перебраться через реку. Потому что в лес я больше не пойду.

Опустились сумерки. Находясь в блаженном состоянии недумния, Альхейм разжег огонь и стал раскапывать осиную нору. Земля была глинистой, лезвие меча легко срезало пласты. Личинка, толстая, беззащитная, недовольно заворочалась, почувствовав ветерок. Гвардеец безжалостно насадил ее на меч и повесил над костром. Со звонким щелчком лопнула шкурка, в пламя закапал жир. Пока мясо готовилось, человек разделил костер надвое, уселся посередине, снял курту. Жарко, но безопасно, хвороста должно хватить.

В темноте кто-то зашевелился, подбираясь поближе. С этим ничего не поделать, ночью здесь будет много гостей. Но все-таки Альхейм не удержался, швырнул в осмелевшее насекомое головней. Это оказался всего лишь многоногий водяной паук с верхней парой глаз на отростках.

- Проваливай! - сказал ему вслед Альхейм. - Личинку я сожру один.

Так он и сделал, как следует вываляв жирные кусочки в муке, истратив почти всю соль. Последние лепешки, разломанные на куски, оставил на утро. Потом запил кушанье водой и улегся на землю, глядя на звезды. Блестящие светлячки, висят там и висят. Смотрят, запоминают, но никому ничего не рассказывают.

Вспомнилась сказка о пауке Чернолапе. Огромный, он стоял над миром, солнце проходило у него под брюхом, а звезды, глаза его, холодно следили за всем происходящим внизу. Однажды Чернолап проголодается, и тогда сожрет землю со всем, что на ней имеется. После этого ему станет не на чем стоять, и он провалится в бездонную пустоту, тут и сказке конец.

- Глупая сказка, - сонно проговорил Альхейм и перевернулся на бок, подтянув поближе копье.

В темноте потрескивали хитиновые суставы, будто насекомые тихонечко толкались, отвоевывая себе место поближе к костру. Через некоторое время надо проснуться, подкинуть хвороста, а пока… Альхейм опять увидел сон. Он разделился на несколько независмых личностей. Один гвардеец отправился через лес на запад, другой дошел с ним до седла, забрал топор, и вернулся.