– А пока что?

– Обычная терапевтическая схема, но с изменениями. Мы увеличили количество лекарств. Джейн против: от лекарств, мол, сознание притупляется. Она до сих пор принимает их самостоятельно. Мы балансируем на грани фола: нужно снять напряжение, не вызывая сонливости.

– Не завидую вам.

– А кто нам завидует? Мы уже привыкли.

– Хочу кое-что сообщить. В ближайшее время легкой жизни для Джейн не предвидится. Я веду дело, которое может поднять немало шума. Джейн дала расследованию зеленый свет.

– Ну, служба есть служба.

– Меня беспокоит, что станет с Джейн, если ситуация обострится.

– От полномочий своих она не откажется, если ты об этом, – заявил Демихов. – Уже миллион раз обсуждали.

– Я и не жду отставки Джейн. Сейчас только служба поддерживает ее здравомыслие.

– Я что-то пропустил? – начал Спарвер, сидящий рядом с Дрейфусом. – В чем бы ни убеждал Дравидян, у нас есть убийцы, мотивы и способ убийства. Зачем же мы тратим время на скульптуру?

– С тех пор как увидел ее, не нахожу себе покоя, – ответил Дрейфус. – У тебя подобных ощущений нет?

– Я такую картинку на стену не повесил бы. В остальном лицо как лицо.

– Это скульптурный портрет страдающего. Портрет человека, который смотрит в ад и понимает: именно туда ведет его путь. А еще лицо кажется знакомым.

– Для меня это по-прежнему просто лицо. Ладно, не самое счастливое на свете, только…

– Тревожит меня то, что перед нами определенно работа великого мастера, – сказал Дрейфус, не обращая внимания на слова Спарвера. – Почему же я раньше не слышал про Дельфин Раскин-Сарторий?

– Может, просто не сталкивались?

– Я тоже так подумал, но, когда прокачал Дельфин по поисковикам, ответов получил не много. Она лет двадцать участвовала в выставках, но без особого успеха.

– А в последнее время?

– В последнее время пришла слава.

– Потому что публика заметила? Или работы стали лучше?

– Хороший вопрос, – отозвался Дрейфус. – Я просмотрел ее старые работы. Сходство с незаконченной скульптурой бесспорно, но чего-то не хватает. Технических навыков у нее всегда было с избытком, а вот эмоционального отклика ее старые работы не вызывают. Посмертно я причислил бы ее к богатым бездельницам, уверенным, что вдобавок к имеющимся привилегиям они непременно должны прославиться.

– Вы сказали, что вроде бы узнали скульптуру.

– Верно, но эксперты прототипов не обнаружили. Я тоже, хоть и искал через турбины. Пожалуй, неудивительно: скульптура-то стилизованная.

– Получается, вы ничего не выяснили.

– Не совсем так, – с улыбкой проговорил Дрейфус. – Вернон мне кое-что сообщил.

– Вернон?

– Кавалер Дельфин. Вернон Трежан, один из трех стабильных бета-симов. Он упомянул, что скульптура – часть серии, посвященной Ласкалю. Имя я где-то слышал, но сперва не сообразил где.

– И снова воспользовались турбинами?

– Не понадобилось. Ответ я нашел прямо сейчас, в разговоре с тобой.

Дрейфус не лукавил. Мысленно проговаривая это имя, он каждый раз видел непроглядный мрак, стену беззвездной тьмы в гуще самого космоса. И в эту тьму что-то падало, словно белый лепесток в океан чернил.

– Не протянете мне, невежде, руку помощи? – пошутил Спарвер.

– Завеса Ласкаля, – ответил Дрейфус, будто этим все объяснялось.