Что было делать? Коля согласился. Перезвонил начальству (Игнат Павлович у Николая был человеком понимающим и мягким), почти даже честно объяснил ситуацию. Ну, мол, «сержант Доценко отбывает на секретное задание и нуждается в замене, искать кого-то долго, я же уже здесь, и мы-то помним, как он обычно нам тут помогает…» Все вроде бы сложилось, только вдруг выяснилось, что по части «никто дергать не будет» – дядя Доця ошибался. Пришлось идти в соседний подъезд в комендатуру, забирать документы и двух дяди-Доциных ребят, манерой поведения больше походящих на матерых уголовников, чем на «подкованных оперов», да выдвигаться на задание: немедленно доставить адвоката Воскресенского во внутреннюю тюрьму НКВД.

Опера́ (первый – пониже и поувесистей, второй – худой и бледный, как студент) внезапному отсутствию Доценко, мягко говоря, не обрадовались. Впрочем, как и необходимости куда-то идти. Смотрели на Колю так, будто он нарочно выдумал задание, дабы не дать им спокойно резаться в карты. С некоторых пор, аккурат как в свободное от работы время снова начал заниматься литературой, Коля отчего-то стал не мил младшим по званию незнакомцам. Прямо хоть комедию пиши! Раньше Николай везде, где появлялся, тут же становился своим «в доску» и находил подход к любым ушам, теперь же – ни-ни-ни. Хотя ведь внешне ничего не изменилось. Все тот же высоченный блондин в штатском с не по-служебному длинным вьющимся чубом и грубым, чуть выдающимся вперед подбородком. Игнат Павлович, шутя, советовал «убрать из глаз налет идиотизма», Коля не обижался, всерьез не воспринимал, но, если честно, при знакомстве с новыми коллегами и впрямь старался смотреть в сторону. Не помогало.

Сейчас, например, когда Горленко решил поторопить старавшихся доиграть партию в карты оперов, те принялись дерзить. В ответ на это Коля начал призывать их к дисциплине. Похоже, тщетно. Не тумаками же их подгонять, честное слово?

– Ладно, как знаете, – великодушно простил всех он, вспомнив, что до конца дежурства остался всего час, и дальше иметь дело с этими сомнительными личностями уже не придется. – Наш адрес: переулок Народного образования, 16. Объект: Воскресенский Александр Степанович, 1870 года рождения. Маршрут пеший. Дойдем по Чернышевского, потом свернем налево.

– А нам какое дело? – удивился первый опер и в стиле, которому позавидовал бы самый виртуозный абсурдист, добавил: – Куда скажешь, туда и пойдем.

– Так он и говорит, – вступился второй опер, и Коля благодарно ему кивнул.

На улицу вышли молча. Зажмурились от яркости окружающих красок, вдохнули полной грудью и, не в силах сдержать улыбки, переглянулись.

– А тут ох… э-э ничего! – сказал второй, в том смысле, что, в целом и неплохо было выйти, наконец, из душного, сырого помещения. Коля подметил, что он нарочно сдержал крепкое словцо, чтобы не раздражать. Хоть личность сотрудника угрозыска в штатском была операм не по душе, но со статусом – «вышел на замену Доценко» – совсем не считаться они, похоже, не могли. И то славно. Взаимопонимание в коллективе явно налаживалось.

– Полсек погодь! – попросил первый опер, кивнув на угол дома, построенного вместо снесенной еще в 1930 году Мироносицкой церкви.