Глава 14

Куда было звездам до сияющих глаз Кэтлин! Нилл смотрел на нее и чувствовал, что тонет в этих бездонных озерах. Их прозрачная глубина затягивала его куда сильнее, чем волны в тот день, когда он бросился на выручку Кэтлин.

Она никогда еще не танцевала, но ее гибкое, как молодая ива, тело послушно изгибалось в его руках, изящные ножки безошибочно поймали ритм и летели, едва касаясь земли.

Юношей – никогда, а взрослым мужчиной – очень редко бывал Нилл на подобных празднествах. Вначале – потому что яростно оберегал свое достоинство: ведь все, кто окружал его в те дни, ждали только повода, чтобы всласть посмеяться над неуклюжим сыном Ронана. А позже… скорее всего он просто презирал танцы, не видя в них ничего, кроме похоти, желания соблазнить и подчинить своей воле. Танец стал для него еще одним напоминанием о коварстве женского тела, до такой степени околдовавшего его отца, что тот готов был на все – предал жену, детей и навечно покрыл позором свое имя.

Но в эту ночь все было именно так, как Кэтлин и говорила: то, что они испытывали вдвоем, было райским наслаждением. Это напоминало радостное волшебство Тир Нан Ога, невиданную фантазию того Единственного, кому было под силу создать это. Не сухую сдержанность святых, а жизнь во всем ее хаосе и ярком смешении красок.

Затерявшись в этом колдовском месте, душа мужчины, иссушенная гневом и горечью, исцелялась, когда на следующее утро прекрасная дева, разбудив его поцелуем, дарила возлюбленному наполненный светом и радостью мир.

Пусть всего на одну ночь, но Кэтлин-Лилия будет принадлежать ему, решил Нилл. А музыка, зарыдав вдруг, взмыла к небу, рассыпавшись звонким серебристым переливом. Зазвенели струны, на их призыв глухим рокотом откликнулся барабан, и снова жалобно застонали, заплакали волынки. Подхватив Кэтлин, Нилл высоко поднял ее, и звонкий смех девушки омыл его душу, как капли весеннего дождя – иссушенную жарой землю.

Он крепко прижал девушку к себе, чувствуя все выпуклости ее гибкого тела своим – закаленным в бесчисленных сражениях, мускулистым, ставшим вдруг рядом с ней громадным. Щеки Нилла вспыхнули, он ощутил, как задохнулась Кэтлин в его руках, как сердце ее часто-часто забилось, будто птичка, попавшая в силки.

Да, подумал Нилл, это мгновение принадлежит ему, в его жизни не было минуты драгоценнее.

Музыка заиграла снова, вначале чуть слышно, будто слабый шепот утреннего ветерка. Потом щуплый паренек с голосом чистым и нежным, словно весенний ключ, запел о самых знаменитых любовниках, которых когда-либо знала Ирландия. Герои и прекрасные девы вновь оживали, испытывали неземную страсть и мучительную боль потери, проклятие и благословение злой судьбы, вставшей между несчастными влюбленными.

Эту балладу о влюбленных во всем ее трагизме и красоте он слышал бесчисленное множество раз, но до этой ночи история Дейдры и Нейзи не трогала его сердца. Несчастные влюбленные, скитающиеся по всей Ирландии, преследуемые ненавистью злобного короля, не имевшие другой крыши над головой, кроме неба да разве что голых скал, молили об избавлении. И вот наконец пришла долгожданная смерть и их разбитые сердца успокоились навеки.

Древняя сказка растрогала Кэтлин. Нилл почувствовал, как она прижала голову к его груди, обняв руками за талию и чувствуя щекой биение его сердца. Обхватив девушку за плечи, Нилл долго стоял молча, и сердце его разрывалось от боли. Когда же серебряный голос барда взлетел к небесам, оплакивая несчастных влюбленных, горячие слезы Кэтлин, промочив насквозь плотную шерстяную ткань его туники, расплавленным свинцом проникли в его душу.

Его сильные руки обняли ее еще крепче. Конечно, это противоречило здравому смыслу, но Ниллу вдруг показалось, что если он крепко прижмет ее к себе, то ничто темное и зловещее не коснется этой женщины. Казалось, прошла целая вечность. В эти минуты он внезапно почувствовал то же самое, что Нейзи, – ужас и отчаяние мужчины, когда смерть, вырвав любимую из его объятий, уносит ее с собой.