Она рассмеялась.

– А что если бы я не взбрыкнула и не оставила свою работу во «Дворце»? Я бы никогда тебя не нашла.

Он сразу посерьезнел.

– Я бы тебя все равно нашел, Эва.

– Мы бы все равно нашли друг друга. – Ее сердце готово было петь от любви и гордости. Она почувствовала, что краснеет, и быстро поцеловала его в губы. – Думаю, нам стоит одеться, пока Рэйчел не вернулась домой.

Не в состоянии расстаться с ней даже на минуту, Чейз, однако, сказал:

– Она дала понять, что вернется еще очень нескоро, но мне кажется, что представать перед ней в таком виде не стоит. Ее девичья стыдливость этого не переживет.

– Я тоже так считаю.

Он взял ее за руку и поднес ее к своим губам. 4Потом поцеловал кончики ее пальцев и смотрел на золотые блики на ее ресницах.

– Поехали домой.

Эва сделала глубокий вдох.

– Вы мне делаете предложение, мистер Кэссиди, или мне на всю жизнь оставаться падшей женщиной?

– Я думаю, что сейчас нам обоим самое время приобрести чуточку добропорядочности, не правда ли?

ГЛАВА 21

Спустя неделю они поженились.

Через две недели ее родители приехали навестить их.

Они вовсе не собираются оставаться здесь насовсем, объяснили они сразу после своего неожиданного появления, а только хотят «провести несколько безмятежных неделек и получше узнать своего новоиспеченного зятя».

Ужасно жалея о том, что Эва послала родителям телеграмму сразу после их свадьбы, Чейз умудрялся большую часть первой недели пребывания Эберхартов на ранчо проводить в седле, в конюшне или заниматься какими-нибудь хозяйственными делами. Но сегодня он обнаружил, что ужасно соскучился по Эве, поэтому присоединился к ней и ее родителям, расположившимся на крылечке. У них уже вошло в привычку сидеть на улице, наслаждаясь тихими летними вечерами, наблюдать за светлячками, летавшими в садике Эвы, и считать звезды, когда те высыпали на небе.

Эва уже давно раскусила его ненависть к замкнутому пространству, поэтому соорудила то, что она называла «летней гостиной», позаимствовав из настоящей гостиной стулья и два столика и расставив их на крыльце.

Эстер Эберхарт устроилась со всеми удобствами, взгромоздив ноги на стол, нисколько не беспокоясь о том, что ее лодыжки выставлены на всеобщее обозрение, как и ее нижняя юбка. Широкие оборки ее фиолетовой нижней юбки были видны во всей красе. Она уже запуталась в хитросплетениях очередной истории о ее театральных похождениях и успехах, которой она угощала слушателей.

Эва совершенно не походила на эту высокую, пышнотелую женщину с широким ртом, блестящими голубыми глазами, толстым носом и копной крашеных хной волос. Их с дочерью различие было просто поразительным. Она разговаривала так громогласно, что любое ее слово было слышно даже в пристройке. Не желая, как она выражалась, «наступить в какую-нибудь гадость», она редко сходила с крыльца.

– Как ты думаешь, Эндикотт? Где лучше начинать новый сезон в марте – в Топеке или Калифорнии? Я бы предпочла Калифорнию. Там лучше платят. Кроме того, погода там тоже лучше. Хотя в марте один черт. И это несправедливо по отношению к Топеке…

Пока Эстер продолжала в том же духе, Чейз присматривался к Эндикотту Эберхарту. Уронив голову на спинку глубокого кресла, тот, казалось, дремал. Но это было своего рода защитой от приставаний жены. Хотя Чейз и находил отца Эвы весьма приятным мужчиной, общались они редко. Вообще-то вставить хоть слово, когда Эстер была в настроении поболтать, обычно никому никогда не удавалось.

Отец Эвы носил короткие кожаные панталоны с яркими подтяжками и белую сорочку с пышными рукавами.