— Вы слышали, что я сказал, — медленным тоном проговорил герцог Мелинкортский.

— Я тоже сказал свое слово, — ответил фокусник. — Я дам вам двадцать тысяч франков за вашего пажа. Что вы скажете на это?

— То же, что уже говорил, — сказал его светлость. — Вы доставите себе неприятности своим поведением.

Будьте добры, оставьте нас в покое.

— Отец небесный, и вы смеете говорить со мной в таком тоне? Со мной, великим Глобером, которому аплодировали короли и принцессы, императоры и королевы.

Так вот, либо вы продадите мне своего пажа, либо я заберу его силой.

— Не думаю, — проговорил герцог.

Его светлость сохранял полное спокойствие, и тем не менее все, кто слышал их разговор с немцем, слышали, как он повысил голос. Возбужденный голос фокусника давно уже привлек к себе внимание тех цыган, которые сидели вокруг костра. Они обернулись к герцогу и фокуснику, чтобы посмотреть, что случилось, и теперь некоторые из мужчин уже подходили к спорящим.

Лошади между тем были готовы, и девушка, очень напуганная всем происходящим, тронула герцога за руку.

— Давайте побыстрее уйдем отсюда, — настойчиво проговорила она.

Девушка говорила по-английски, но значение ее слов не было тайной для немца, и он выкрикнул:

— А, так вы надеетесь на то, что сможете удрать отсюда. Ну уж нет, вы должны сначала закончить нашу сделку, потому что я так хочу. Я, великий Глобер, не позволю обращаться со мной так, будто вы имеете дело с нищим или каким-нибудь ничтожеством.

Не было ни малейшего сомнения в том, что этот человек находился сейчас в страшной злобе. Лицо его стало багровым от гнева, на лбу начали угрожающе набухать голубые вены, ноги немца находились в непрестанном движении, вследствие чего создавалось впечатление, что он пританцовывает от нетерпения и охватившей его ярости. Теперь уже не составляло ни малейшего труда понять, что это было лицо фанатика, человека, которого его эгоизм ввергал в бесконечные затруднения, так как он всегда считал, что даже малейшие прихоти будут удовлетворены.

Его успех, как великолепного фокусника, вскружил голову так же сильно, как иному пьянице стакан доброго вина. Как и все люди на свете, он постоянно испытывал неутолимую жажду успеха.

Герман Глобер говорил истинную правду, когда заявил Аме, что давал представления перед многими коронованными особами Европы. Он, безусловно, был гением в своем роде. Свою карьеру Глобер начинал как акробат; затем на непродолжительное время он сменил амплуа, став профессиональным борцом, и наконец нашел свое подлинное призвание. Он обладал способностью заставить три маленьких шарика делать практически все, чего хотел от них. А когда Глобер манипулировал булавами, казалось, что их перемещение осуществляется под действием каких-то невидимых проволочек или какого-то другого механического способа, а не благодаря искусным движениям его умелых пальцев.

Вполне возможно, что успеху Глобера способствовало его атлетическое сложение, высокий рост, отчего его искусство казалось более замысловатым и необычным, чем в том случае, если бы те же самые трюки выполнялись менее гибким и невысоким фокусником. Несмотря на то, что руки у него были крупными, а пальцы — толстыми, ему все-таки удавалось заставлять своих зрителей, какими бы именитыми они ни были, приходить в восторг.

Герман Глобер говорил правду и тогда, когда сказал его светлости, что заработал своим искусством целую кучу денег. В последние пять лет он вдруг обнаружил, что ему никак не удается потратить даже половину тех денег, которые он зарабатывает. Как это часто бывает, женщины его абсолютно не интересовали. Он любил вкусно поесть и хорошо выпить, ему нравилась дорогая одежда и еще более дорогие ювелирные украшения. Но этого человека не особенно заботило, где ему придется провести ночь.