– Этого быть не может, – сказала я, выпрямившись и приняв самых жалобный вид, на какой была способна. – Понимаете, меня во Франции ждет самый сладкий болван на свете. Я не могу торчать здесь, в Нью-Йорке!

– Увы, – сказала операционистка, откашлялась и принялась складывать бумаги.

Я поняла: это злой рок.

– Сколько продлится забастовка?

– Трудно делать прогнозы. Без сомнения, власти постараются как можно скорее всё уладить, но едва ли у них получится раньше, чем через сутки. А то и через двое.

Очень мне это помогло.

Выругавшись себе под нос и страдальчески вздохнув на публику, я отошла от стойки регистрации и потащилась искать в переполненном терминале уголок, достаточно укромный для звонка ассистентке. Да, и нужно было послать смс Беннетту! Ох, добром это не кончится.

Телефон зазвонил через считаные секунды.

Я лавировала среди пассажиров, которые заняли, кажется, все горизонтальные поверхности терминала. Наконец я заметила свободный уголок – рядом с туалетом.

– Привет.

– Что за херня, Хлоя? Что значит «застряла в Нью-Йорке»?! – заорал Беннетт.

Я отняла телефон от уха, перевела дыхание.

– Ровно то и значит. Я никуда не лечу. Отменили все прилеты и вылеты. Я уже кое-кого озадачила, мне ищут местечко в самолете другой компании. Но я особо не обольщаюсь – не только я здесь хочу во Францию улететь.

– Что за глупости! – рявкнул Беннетт. – Они там вообще знают, кто ты? Дай я там с кем-нибудь поговорю!

– Никто тут меня не знает. И никому до меня дела нет. До тебя, кстати, тоже.

Молчал Беннетт долго. Я даже подумала, что прервалась связь. Но нет. Там, в Провансе, я слышала, щебетали птицы, шумел морской ветер. Когда Беннетт наконец заговорил, у него был тихий и очень твердый голос, который был мне так хорошо знаком. От этого голоса у меня мурашки по спине бегали. Так он говорил, когда решал важные деловые вопросы.

– Скажи там, пусть немедленно посадят тебя на любой рейс во Францию, – выдал Беннетт, выделяя интонацией каждое слово.

– Мест нет, Беннетт. Ни на одном рейсе. Все раскуплено. Чего ты злишься? Я что, должна вплавь до тебя добираться? Или, может, телепортироваться? Остынь. Я прилечу, как только появится местечко.

Он застонал, и стало понятно, что до Беннета дошло: ни руганью, ни животным магнетизмом ситуацию не исправишь.

– Когда, Хлоя?

– Не знаю, детка. Может, завтра. Может, послезавтра. Я обещаю, что это будет скоро.

Со вздохом он спросил:

– Что же теперь делать?

Я расслышала стук открывающейся и закрывающейся двери, на заднем плане тихо играла музыка.

– Ждать, – вздохнула и я. – Сниму номер в отеле, доделаю работу. Раз уж я в Нью-Йорке, посмотрю квартиры, которые нам агент советует. Я прилечу к тебе при первой же возможности. Если мне придется до смерти запинать ногами дюжину бизнесменов – я все равно прорвусь на борт.

– Задницей своей поклянись.

Я помотала головой, чтобы стряхнуть наваждение от командного тона.

– Расскажи-ка лучше, какая она, эта марсельская вилла? Шикарная, как я и представляю?

– Что ты! Она гораздо, гораздо лучше! В смысле, мне здесь ужасно одиноко, но надо отдать должное Максу – он себя превзошел.

– Так чего ж ты киснешь? Наслаждайся жизнью. Купайся, загорай, читай какую-нибудь макулатуру. Гуляй босиком.

– Гулять босиком? Странный совет, даже с учетом, что его дала ты.

– Ну уж постарайся!

– Будет сделано, мэм!

Я улыбнулась.