Они беспрекословно выполняют приказы. А в центре всего — то самое дерево, и оно куда выше и крепче, чем когда я видела его в последний раз. Ветви раскинулись во все стороны. Я могу поклясться, что вижу души, скользящие под корой как кровь по венам. И я знаю, что в его темном сердце скрывается Евгения Спенс.
Барабаны бьют в оглушающем ритме.
— Ну и как мы с ними справимся? — спрашивает Энн, и в моем сердце отражается ее страх.
— Смотри-ка, вон там, внизу, — говорит Фелисити.
Маковый воин тащит за собой Вэнди. Она спотыкается, измученная, но выглядит целой и невредимой. Она ела проклятые ягоды и потому обречена жить в сферах, но, должно быть, ягоды сделали ее непригодной для жертвоприношения. Маковый воин облизывает ее щеки, и Вэнди дергается. Мне отвратительно думать, что она теперь связана с такой чудовищной тварью.
Барабаны умолкают, и тишина кажется едва ли не более пугающей.
— Что это они задумали? — спрашивает Фоулсон.
— Не знаю, — отвечаю я.
И тут начинает говорить дерево.
— Вы привели жертву?
— Она где-то здесь, — отвечает охотник.
— Я ждала тебя так долго, — приглушенно журчит дерево тем самым голосом, который я уже слышала, который втянул меня во все это. — Ты ведь знаешь меня? Ты знаешь, чем мы можем стать вместе? Что мы можем править и этим миром, и другим? Слейся со мной…
Эти слова обволакивают меня…
— Джемма… иди ко мне…
Это моя матушка. Матушка стоит на вересковой пустоши, все в том же синем платье, руки протянуты ко мне в ожидании.
— Мама… — шепчу я.
Картик резко поворачивает меня к себе лицом.
— Это не твоя мать, Джемма! И ты это знаешь!
— Да. Я знаю.
Я снова смотрю на пустошь — и образ мигает, как картинка, созданная из пара и пламени.
— Они могут заставить тебя видеть то, что им хочется, поверить во что угодно, — напоминает неприкасаемая с темными карими глазами.
— Как же мы будем с ними сражаться? — спрашивает кто-то из кентавров. — Нам бы получить немножко магии жрицы!
— Нет, — отвечает Филон. — Если она сейчас вызовет магию, дерево наверняка это почует, и я даже подумать боюсь о том, что это может означать.
У Фоулсона решительный вид.
— Надо добраться до этого деревца, ребята. И срубить его к черту.
— Да, в том и состоит наша цель, — говорит Фелисити.
Она раздобыла меч и намерена им воспользоваться.
Небольшой спор начинается в наших рядах. Нет единого плана. Внизу, на равнине, я вижу страшных призраков, вижу дерево, скрывающее в себе душу Евгении… Но я ощущаю там и свою матушку, Цирцею, мисс Мак-Клити, Пиппу, Амара… так много имен… так много потерянных…
— Долгие века борьбы, и чего ради? — говорю я. — Сегодня все кончится. Я больше не могу жить в страхе. Эта сила — проклятие! Я и радуюсь ей, и не умею с ней обращаться. И я постоянно ее скрывала. А теперь я должна попытаться овладеть ею, направить к цели, и надеюсь, что этого будет достаточно.
Кентавр хочет что-то сказать, но Филон останавливает его, вскинув палец.
— Доктор Ван Риппль говорил мне, что иллюзия действует только потому, что люди хотят в нее верить, — говорю я. — Вот и отлично. Давайте дадим им то, чего они хотят.
Филон прищуривается.
— Что ты задумала?
— Они ищут избранную. А что, если она окажется сразу везде? Что, если я отправлю свой образ вон туда, на край скалы, и на пустошь, вдаль? Они будут видеть меня, куда бы ни повернулись. |