К тебе… о, прекра-асная леди,

пел он с легким чувством,

Я устремляю… свой взор.

Проведя последний раз щеткой по волосам, от чего их блестящая поверхность обрела законченную гладкость, он вышел из ванной, потом из квартиры и направился по Пятой авеню к отелю «Ритц-Карлтон».

Трое мужчин

Семь часов. Энтони  и его приятель Мори Нобл  сидят за угловым столиком на прохладной крыше. Мори Нобл больше всего похож на большого, стройного, импозантного кота. В его прищуренных глазах постоянно бродят медлительно-томные искорки. Волосы у него гладкие и прямые, словно его облизала — а если так оно и было, то представьте себе такую великаншу — мама-кошка. В годы учебы Энтони в Гарварде Мори считался самой примечательной фигурой в их группе — самый блестящий, самый оригинальный, умный, спокойный — словом, один из избранных.

Таков человек, которого Энтони считает своим лучшим другом. Это единственный из всех его знакомых, кем он восхищается и которому, больше чем сам себе в этом сознается, завидует.

Они так рады видеть друг друга. Глаза их исполнены доброты, и каждый в полной мере ощущает эффект новизны, вызванный недолгой разлукой. Они упиваются той безмятежной легкостью, которую черпают в обществе друг друга; Мори Нобл, скрывающийся за своим прекрасным и невероятно кошачьим лицом, только что не мурлычет от удовольствия, зато нервный и трепетный, как дрожащий на ветру огонек, Энтони наконец спокоен.

Они заняты одним из тех легких и ни к чему не обязывающих разговоров, который могут себе позволить только мужчины моложе тридцати, или мужчины под влиянием сильного возбуждения.

Энтони.  Семь часов, однако. А где же Кэрэмел? (Нетерпеливо.)  Скорей бы уж он дописал свой нескончаемый роман. Я больше времени промучился голодом…

Мори.  Он придумал ему новое название. Демон-любовник. Неплохо, а?

Энтони  (заинтересованно).  Демон? А, ну да: «где женщина о демоне рыдала» … Но, в общем-то… В общем, ничего. Даже совсем неплохо, как ты думаешь?

Мори.  Довольно прилично. Сколько времени, ты говоришь?

Энтони.  Семь.

Мори  (Прищуривается. Ничего особенного, просто чтоб выразитъ легкое неодобрение).  Довел меня на днях до белого каления.

Энтони.  Как это?

Мори.  Да его привычка все записывать.

Энтони.  А, мне тоже досталось. Я, вчера кажется, сказал что-то, что показалось ему важным, но он забыл, что именно, вот и пристал ко мне. Говорит: «Неужели ты не можешь вспомнить?» Ну, а я отвечаю: «Ты меня утомил до смерти. Почему я должен это помнить?»

(Мори беззвучно смеется, растягивая все лицо в вежливую, немного лукавую ухмылку.)

Мори.  Дик ведь замечает не больше, чем другие. Просто может больше описать из того, что видит.

Энтони.  Впечатляющий талант…

Мори.  Да уж. Впечатляющий!

Энтони.  И направленное в нужное русло честолюбие. А вообще с ним интересно — у него просто дар волновать и возбуждать. Часто от одного его присутствия дух захватывает.

Мори.  О, да.

(Разговор продолжается после паузы.)

Энтони  (говорит с выражением самой большой убежденности, какая только может возникнуть на его несколько неуверенном, худом лице).